ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АСТРОНОМИЧЕСКОЕ НАСЛЕДСТВО

9

...Каждый день на третьей от Солнца планете насчитывается на двадцать три тысячи человек больше, чем накануне, хотя для пяти миллиардов землян такой прирост является незначительным...

Верховный Суд осудил Королевство Южная Африка за дискриминацию белого меньшинства...

Собравшиеся в Рио законодатели мод постановили, что юбки должны стать длиннее и животы следует прикрывать...

Оборонительные устройства Федерации вращаются на околоземной орбите, грозя смертью каждому, кто посмеет нарушить покой планеты (его нарушали торговые космические корабли)...

На берегах Гудзона осело на полмиллиона передвижных домиков больше, чем в то же время в прошлом году...

Ассамблея Федерации объявила китайский рисовый пояс зоной голода...

Синтия Дачесс, известная как самая богатая женщина в мире, дала отставку шестому мужу...

Преподобный доктор Дэниэл Дигби, Верховный Епископ Церкви Нового Откровения (фостеритской) объявил, что назначил ангела Азриэля руководить сенатором Федерации Томасом Буном и ожидает божественного знамения сегодня вечером... (Службы новостей передавали подобные сообщения вполне серьезно, так как фостериты, случалось, громили редакции за их слишком вольные комментарии)...

У миссис и мистера Гаррисон Кэмпбелл VI родился сын от специально нанятой женщины; счастливые родители были в это время на курорте в Перу...

Доктор Горацио Квакенбуш, преподаватель изящных искусств в Йельской духовной семинарии, призвал к возрождению веры и возвышению духовных ценностей...

Трое специалистов по бактериологическому оружию задержаны в Торонто за моральную неустойчивость; они заявили, что обжалуют дело в Верховном Суде...

Верховный Суд Федерации приступил к рассмотрению переданного из Верховного Суда Соединенных Штатов дела "Рейнсберг против штата Миссури"...

Его Превосходительство Джозеф Э.Дуглас, Генеральный Секретарь Всемирной Федерации свободных государств, завтракал и думал, почему ему не дают спокойно выпить чашку кофе. Сканирующее устройство с обратной связью считывало ему сообщения, подобранные ночной сменой референтов из последних выпусков газет. Слова стояли на экране сканера до тех пор, пока Дуглас смотрел на них. Сейчас Генеральному Секретарю не нужна была газета, он смотрел на экран, чтобы не смотреть на жену, сидевшую напротив.

- Джозеф!

Дуглас оторвал взгляд от экрана; текст исчез.

- Да, дорогая?

- Что у тебя случилось?

- Ничего особенного, дорогая.

- Джозеф, после того, как я промучилась с тобой тридцать пять лет, я знаю, случилось что-нибудь или нет.

"Что знает, то знает, этого у нее не отнимешь", - Дуглас смотрел на жену и удивлялся, как это ей удалось выжать из него бессрочный брачный контракт. В старые добрые времена, когда он был законодателем штата, она была его секретаршей. Сначала они заключили соглашение о трехмесячном сожительстве, чтобы платить не за два гостиничных номера, а за один. Они договорились, что это чисто денежная операция, и их сожительство будет состоять в обитании под одной крышей, не более.

Дуглас попытался вспомнить, когда все переменилось. В биографии миссис Дуглас ("Рядом с великими: История одной женщины") говорилось, что он сделал ей предложение во время подсчета голосов на своих первых победоносных выборах. Он был таким старомодным романтиком, что, оказывается, пообещал ей не разлучаться до самой смерти...

Бесполезно спорить с официальной версией.

- Джозеф! Отвечай!

- Ничего не случилось, дорогая, просто я плохо спал.

- Разумеется, плохо: тебя разбудили по какому-то делу.

А ведь их спальни отстоят друг от друга на тридцать метров!

- Откуда ты знаешь, дорогая?

- Женское чутье. Так какие новости принес тебе Брэдли?

- Прости, дорогая, у меня скоро заседание Совета, а я еще не просмотрел газеты.

- Джозеф Эджертон Дуглас, не увиливай от ответа!

Он вздохнул.

- Пропал этот идиот Смит.

- Смит? Человек с Марса? То есть как - "пропал"? Это смешно!

- Смешно это или грустно, дорогая, но он пропал. Исчез вчера из своей палаты.

- Каким образом?

- Вероятно, его переодели сестрой милосердия.

- Ладно, это не главное. Главное то, что он пропал. Скажи мне, пожалуйста, как вы собираетесь вернуть его обратно?

- Мы организовали поиски. Я поручил дело верным людям: Берквисту...

- Этому ослу? Да ты должен был поднять всю полицию, вплоть до последнего бездельника!

- Позволь, дорогая, ты не знаешь всех обстоятельств. Мы не можем поднять полицию. Официально Смит не пропал. Для публики мы держали другого, подставного Человека с Марса.

- Час от часу не легче. - Она побарабанила пальцами по столу. - Говорила же я тебе, что игры с двойниками добром не кончатся!

- Но, дорогая, не ты ли предложила подменить Смита двойником?

- Не я. И не перечь мне. Вызови сюда Берквиста.

- Берквист занят розысками Смита. От него еще не было известий.

- А я тебе скажу, что Берквист уже в Занзибаре. Он нас предал. Я ему никогда не верила. Когда ты нанимал его, я тебя предупреждала...

- Разве я его нанимал?

- Не перебивай... человек, который получает деньги от двух хозяев, найдет себе и третьего. - Она нахмурилась. - Джозеф, за этим стоит Восточная Коалиция. Вполне возможно, что на Ассамблее тебе предъявят вотум недоверия.

- Не вижу причин для беспокойства. Еще никто ничего не знает.

- Ради бога! Все все узнают! Уж Восточная Коалиция об этом позаботится. Помолчи и дай мне подумать.

Дуглас замолчал. Он прочел в газете, что городской совет Лос-Анджелеса обратился к Федерации с просьбой о помощи в борьбе со смогом, поскольку Министерство здравоохранения в помощи отказало. Надо будет подкинуть Чарли что-нибудь, у него впереди избирательная кампания, будет кандидат от фостеритов... Акции Лунар Энтерпрайзез поднялись на два пункта...

- Джозеф!

- Да, дорогая?

- Наш Человек с Марса - настоящий, а тот, которого выдвинет Восточная Коалиция - подставной. Вот что нужно сказать.

- Но, дорогая, мы не можем этого утверждать.

- Что значит "не можем"? Мы ИНАЧЕ не можем!

- Так нельзя, дорогая. Ученые тут же обнаружат подмену. Если бы ты знала, чего мне стоило все это время прятать его от них!

- Ох уж эти мне ученые!

- Их нельзя не принимать в расчет, дорогая.

- В самом деле? Чего стоит их наука! Смесь догадок с суевериями! Давно пора ее запретить, а всех ученых - посадить! Единственная точная наука, Джозеф, - астрология!

- Я не знаю, дорогая. Я не разбираюсь в астрологии...

- Астрология существует не для того, чтобы ты в ней разбирался, а для того, чтобы ты ею пользовался.

-...а ученые - очень грамотные люди. Один профессор мне на днях рассказывал, что есть звезда, у которой удельный вес в шесть тысяч раз больше удельного веса свинца. Или даже в шестьдесят тысяч раз?.. Забыл.

- Господи! Да он все это выдумал! Молчи, Джозеф. Мы стоим на своем. Их марсианин - подставной. Пока они доказывают, что он настоящий, мы поднимаем Особую Службу и похищаем его. Если необходимы будут строгие меры или Смита застрелят при аресте за сопротивление властям - тем лучше, от него все равно толку не будет.

- Агнесс! Ты понимаешь, что говоришь?

- Ничего страшного я не говорю. Каждый из нас может споткнуться, упасть и убиться. Все мы в руках Господа.

- Смит мне нужен живым и здоровым.

- Тебя никто не заставляет его убивать. Ты просто должен принять необходимые меры. История тебя оправдает. Что важнее: благосостояние и покой пяти миллиардов людей или здоровье одного человека, который, к тому же, почти не гражданин?

Генеральный Секретарь молчал. Миссис Дуглас встала:

- Я не стану больше тратить время, доказывая тебе очевидное. Я еду к мадам Везан заказывать новый гороскоп. Я потратила лучшие годы жизни на то, чтобы сделать тебя тем, кто ты есть, и не хочу все потерять из-за твоей бесхребетности. Вытри яйцо с подбородка. - Она вышла.

Властитель чуть ли не всей планеты выпил еще две чашки кофе и только после этого нашел в себе силы отправиться на заседание. Бедняжка Агнесс! Он не оправдал ее надежд... и сейчас уже ничего не изменишь. Недостатки есть у всех, а она все время была верной, преданной женой... Наверное, устала от него... Но какое отношение это имеет к делу?

Дуглас расправил плечи. Катитесь все к черту! Он никому не позволит обойтись грубо с этим парнем, Смитом. Да, он путается у всех под ногами, но он такой беспомощный - рука не поднимается его обидеть. Если бы Агнесс видела, как он всего пугается, она бы так не говорила. Смит пробудил бы в ней материнские чувства... А есть ли у Агнесс материнские чувства? Глядя на нее, это трудно предположить. Однако наука утверждает, что материнские инстинкты присущи всем женщинам.

В любом случае, довольно плясать под ее дудку. Она говорит, что своим высоким положением он обязан ей, но он-то лучше знает, кто кому и чем обязан... да и отвечать за все придется ему. Дуглас гордо вскинул голову и вошел в зал Совета.

Весь день он ждал ехидного вопроса или тонкого намека, но ничего подобного не произошло. Значит, как это ни маловероятно, факт исчезновения Смита еще не стал достоянием общественности. Генеральному Секретарю хотелось зажмуриться, тряхнуть головой и отогнать от себя этот кошмарный сон, но обстоятельства не позволяли. Более того, не позволяла жена.

Агнесс Дуглас не могла допустить, чтобы ее муж действовал самостоятельно. Его подчиненные выполняли ее распоряжения чуть ли не с большей готовностью, чем распоряжения самого Генерального Секретаря. Сначала миссис Дуглас послала за референтом мистера Дугласа по настроениям общественности (так Генеральный Секретарь именовал своего лучшего агента), затем обратила свою энергию на составление свежего гороскопа. В ее покоях был установлен телефонный аппарат специально для связи со студией мадам Везан. Миссис Дуглас включила аппарат. На экране появилось упитанное лицо мадам:

- Агнесс? Что-то случилось, дорогая? У меня клиент.

- Твой телефон прослушивается?

- Конечно, нет.

- Тогда гони своего клиента.

Мадам Александра Везан не проявила ни малейшего неудовольствия.

- Минутку... - изображение на экране пропало, появилась заставка "Ждите".

В кабинет вошел человек. Это был Джеймс Сэнфорт, агент, за которым миссис Дуглас только что послала.

- Вы получили какое-нибудь сообщение от Берквиста?

- Я этим не занимаюсь. Спросите у Мак-Крэри.

Миссис Дуглас пропустила слова агента мимо ушей.

- Берквиста нужно срочно дискредитировать.

- Вы считаете, что он нас предал?

- Не будьте наивным. Прежде чем давать ему такое поручение, нужно было посоветоваться со мной.

- Его ведет Мак-Крэри.

- Вам также не мешает знать, что происходит. - Мадам Везан вновь появилась на экране. - Подождите за дверью.

Миссис Дуглас обернулась к экрану:

- Элли, дорогая, мне срочно нужны свежие гороскопы для меня и Джозефа.

- Хорошо, - предсказательница подумала и добавила: - Гороскоп будет более удачным, если вы, дорогая, сообщите мне, зачем он вам нужен.

Миссис Дуглас побарабанила пальцами по столу:

- Тебе обязательно это знать?

- Конечно, нет. Для составления гороскопа достаточно знать расположение звезд, математику и быть осведомленным о месте и времени рождения предмета. Вы, дорогая, могли бы этому легко научиться, если бы не ваша чрезмерная занятость... Но учтите: звезды говорят то, что может случиться, но не то, что действительно случается. И если я хочу подробно проанализировать предсказания звезд и на основании этого анализа дать вам полезный совет, мне желательно знать, в каком направлении работать. Обращать больше внимания на Венеру или на Марс? Или...

- На Марс, - перебила миссис Дуглас. - Элли, мне нужен еще один гороскоп.

- Отлично. Для кого?

- Элли, я могу тебе полностью довериться?

Мадам Везан изобразила обиду:

- Агнесс, если вы мне не верите, лучше не консультируйтесь у меня. Обратитесь к кому-нибудь другому. Я не единственный адепт древнего искусства. Я слышала очень хорошие отзывы о профессоре фон Краусмейере, хотя он склонен... - она не договорила.

- Что ты, что ты! Я никому, кроме тебя, не доверю свою судьбу. Нас никто не может слышать на твоем конце линии?

- Конечно, нет, дорогая.

- Мне нужен гороскоп для Валентайна Майкла Смита.

- Валентайн Майкл... Человек с Марса?

- Да, да, Элли, его выкрали. Нам нужно его найти.

Два часа спустя мадам Александра Везан со вздохом облегчения встала из-за своего бюро. Ей пришлось отменить все встречи, назначенные на это время. Мадам потрудилась плодотворно: на столе лежал ворох листов, исписанных цифрами и исчерченных графиками. Александра Везан отличалась от других астрологов тем, что в своих расчетах использовала руководство по навигации и брошюру "Тайная наука судебной астрологии. Ключ к философскому камню", написанную ее покойным мужем профессором Симоном Магусом, гипнотизером, иллюзионистом и магом. Она верила его книге, как верила ему самому. Никто не мог составить гороскоп так, как Симон, особенно, когда он был трезв. Ему и книги-то были не нужны. Ей с ним никогда не сравниться: она без книг, как без рук. Расчеты ее иногда не совсем точны: у Бекки Вези (это было ее настоящее имя) всегда было плохо с арифметикой - при умножении она частенько путала семерки с девятками.

Тем не менее, у мадам Везан получались хорошие гороскопы. У нее было много высокопоставленных клиентов.

Когда миссис Дуглас потребовала гороскоп для Человека с Марса, мадам Везан испугалась. У нее был подобный случай в молодости: профессор Симон должен был задавать ей вопросы, а какой-то идиот из зала потребовал, чтобы она отвечала с завязанными глазами. Еще тогда Бекки обнаружила, что у нее хорошая интуиция, поэтому сейчас, подавив страх, она продолжила игру.

Элли спросила у Агнесс точное место и время рождения Человека с Марса, уверенная, что они ей неизвестны. Однако запрошенная мадам Везан информация была в скором времени извлечена из бортового журнала "Посланца". Элли пришлось записать эти данные и пообещать позвонить, когда гороскопы будут готовы.

По прошествии двух часов мучительной арифметики предсказания для мистера и миссис Дуглас были готовы. Со Смитом ничего не получалось, и причина тому была проста и неискоренима: Смит родился не на Земле.

Астрологические талмуды не предусматривали такой возможности: их составители умерли еще до полетов на Луну. Мадам Везан решила вести расчеты по обычной схеме, сделав поправку на смещение в пространстве, однако сразу же запуталась в массе новых неразрешимых вопросов. Но главное - Элли не могла поручиться, что на Марсе знаки Зодиака те же, что и на Земле. А как же обойтись без знаков Зодиака? В детстве она так же мучилась с кубическими корнями и из-за этого бросила школу.

Мадам Везан достала тонизирующее средство, которое держала специально для таких случаев, и приняла двойную дозу. "А как бы поступил на моем месте Симон? " - подумала она. Ей даже почудился его голос: "Больше уверенности, девочка! Верь себе, и дураки тебе тоже поверят. Они за это платят".

Элли приободрилась и принялась переводить цифры и графики в слова. Написав предсказания для Дугласов, она обнаружила, что ей не составит труда сочинить прогноз и для Смита. Слова, ложась на бумагу, становились правдивыми. Мадам Везан уже заканчивала работу, когда позвонила Агнесс Дуглас:

- Элли! Ты еще не закончила?!

- Осталось буквально два слова. Вы знаете, дорогая, гороскоп Смита представляет собой серьезную и оригинальную научную проблему. Поскольку Смит рожден на другой планете, мне пришлось вести расчеты по-новому. Влияние Солнца на предмет ослаблено, воздействие Луны почти отсутствует. Юпитер действует абсолютно не так...

- Элли, мне все равно! Мне нужен результат.

- Он сию минуту будет готов.

- Слава Богу! Я уже думала, что ты расписываешься в своей несостоятельности.

Мадам Везан изобразила оскорбленное достоинство:

- Дорогая моя, наука - всегда наука, а истина - всегда истина. Меняется лишь ее оболочка. Наука, предсказавшая место и время появления на свет Христа, наука, сообщившая Цезарю дату и причину его смерти, - правдива и вечна.

- Да, конечно.

- Вы готовы слушать?

- Постой, я включу запись. Читай.

- Агнесс, в вашей жизни наступил переломный момент. У вас еще никогда не было такого тревожного положения звезд. Прежде всего вам не следует нервничать и торопиться: каждый шаг должен быть тщательно продуман. В целом все складывается благоприятно... Повторяю, не следует спешить и расстраиваться по пустякам, - она продолжала давать советы. Бекки Вези всегда давала полезные советы оттого, что сама верила в их полезность. У Симона она научилась находить для клиента лазейку к счастью даже при самом неблагоприятном расположении светил.

Напряжение на лице Агнесс понемногу исчезло, она стала согласно кивать.

- Теперь вы понимаете, что исчезновение Смита необходимо - это подтверждают и остальные гороскопы. Не волнуйтесь: он найдется, и очень скоро. Самое главное - не драматизировать события. Сохраняйте спокойствие.

- Да, конечно.

- И еще. Венера доминирует над Марсом. Венера в данном случае ассоциируется с вами, а Марс - с вашим мужем и юношей Смитом (как уникальное обстоятельство его рождения). Таким образом, на вас ложится двойная ответственность, и вы должны быть достойны ее. Вы должны проявить свое женское начало, заключающееся в спокойной мудрости и сдержанности, должны поддержать и направить мужа, успокоить и утешить его. Вы должны быть доброй и мудрой, как сама мать-Земля. Я чувствую в вас этот дар. Используйте же его.

Миссис Дуглас вздохнула:

- Элли, ты просто чудо! Я не знаю, как благодарить тебя!

- Я всего лишь скромная ученица великих мастеров древности. Благодарите их.

- Их я поблагодарить не могу, поэтому выражаю признательность тебе. С меня причитается.

- Спасибо, Агнесс, не нужно. Оказать вам услугу - честь для меня.

- А для меня честь - вознаградить тебя за услугу. Ни слова больше, Элли! - Мадам Везан дала себя уговорить и отключилась с чувством выполненного долга. Теперь она знала, что верно истолковала расположение светил. "Бедная Агнесс! Какое счастье облегчить ее тернистый путь, снять с нее часть нелегкой ноши! " - мадам Везан была горда тем, что ей удалось помочь миссис Дуглас.

Да и как же не гордиться! Она ведь почти на равных с женой Генерального Секретаря. Кто еще может этим похвастать? Юная Бекки Вези была такой ничтожной, что председатель местного избирательного комитета все время забывал, как ее зовут, хотя не забывал заглянуть в вырез ее блузки. Бекки Вези не обижалась: она любила людей. Она любила Агнесс Дуглас. Она всех любила.

Мадам Вези посидела еще, греясь в лучах славы, выпила еще тонизирующего, и тут ее осенило. Она позвонила своему брокеру и приказала ему продать акции Лунар Энтерпрайзез.

- Элли, - усмехнулся он, - голодание вредно отражается на твоих умственных способностях.

- Слушай, Эд. Когда их курс упадет на десять пунктов, продай все акции, даже если ниже курс опускаться не будет. Когда же их курс поднимется пункта на три - покупай... А когда они доберутся до сегодняшнего уровня - снова продай.

Эд долго молчал, потом попросил:

- Элли, ты что-то знаешь? Скажи дяде Эду.

- Звезды кое-что шепнули мне, Эд.

Эд высказал предположение, невозможное с точки зрения астрологии.

- Что ж, не хочешь - не надо. У меня никогда не хватало совести на нечестную игру. Ты не будешь возражать, если я прокручу по твоей схеме и от себя?

- Играй, только осторожно. Сатурн стоит между Девой и Львом - положение щекотливое.

- Как скажешь, Элли.

Миссис Дуглас, получив от Элли подтверждение своим догадкам, взялась за дело: она потребовала принести досье Берквиста и отдала распоряжение о подрыве его репутации; она вызвала начальника Особой Службы Твитчелла - он вышел бледный и целый день ел поедом своего помощника; она поручила Сэнфорту выпустить еще одну передачу о Человеке с Марса и в ходе этой передачи сообщить, что по сведениям, исходящим из близких к правительству кругов, Смит собирается или даже уже отправился в Анды, где климат похож на марсианский. После этого миссис Дуглас задумалась над тем, как заставить Пакистан замолчать.

Она потребовала к себе мужа и убедила его поддержать Пакистан в его притязаниях на львиную долю кашмирского тория. (Он и сам собирался так поступить, поэтому легко дал себя уговорить, проглотив упрек в том, что еще вчера возражал против этой идеи). Урегулировав пакистанский вопрос, миссис Дуглас отправилась выступать перед Дочерьми Второй Революции с лекцией на тему "Материнство в новом мире".

10

В то время, как миссис Дуглас разглагольствовала о том, о чем не имела ни малейшего представления, Джабл Э.Харшоу, член коллегии адвокатов, доктор медицины, доктор естественных наук, бонвиван, гурман, сибарит, популярный автор и философ-неопессимист, сидел на краю бассейна у себя в Поконосе и наблюдал за плещущимися в воде тремя его секретаршами. Все они были очень красивыми женщинами и на редкость толковыми работниками. (Харшоу любил сочетать приятное с полезным). Энн была блондинкой, Мириам - рыжеволосой, а Доркас - брюнеткой; фигуры у них тоже различались: от пышной булочки Энн - до изящной статуэтки Доркас. Самая младшая была на пятнадцать лет моложе самой старшей, но самую старшую было трудно выделить. Харшоу напряженно работал. Большая часть его существа наблюдала за хорошенькими женщинами, резвящимися в воде, а маленькая частичка, звуко- и светонепроницаемая, сочиняла. Харшоу утверждал, что способ его творчества заключается в разделении организма: зрение, осязание и половые железы - сами по себе, а головной мозг - сам по себе. Его бытовые привычки подтверждали эту теорию. На столе стоял магнитофон, но Харшоу пользовался им лишь для заметок. Готовый текст он диктовал стенографистке, следя за ее реакцией. Харшоу как раз приготовился диктовать и позвал:

- Ближняя!

- Это Энн, - ответила Доркас. - Она плескалась ближе всех.

- Нырни и достань ее.

Брюнетка нырнула; через несколько секунд Энн вышла из бассейна, вытерлась, надела платье и села у стола. Она молчала и не шевелилась: абсолютная память позволяла ей обходиться без стенографической машинки.

Харшоу достал бутылку из ведерка со льдом, налил бренди в стакан, отхлебнул и сказал:

- Энн, я придумал душещипательную вещицу... Котенок под рождество зашел в церковь погреться. Он голодный, холодный и одинокий. К тому же у него перебита лапа... Начнем: "Снег падал и падал..."

- Какой вы берете псевдоним?

- Молли Уодсуорт - эдакое корявое имечко. А название - "Чужие ясли". Поехали.

Харшоу диктовал и смотрел на Энн. Когда из-под ее опущенных ресниц потекли слезы, Харшоу улыбнулся, закрыл глаза и тоже заплакал. Когда он закончил диктовать, у них обоих были одинаково мокрые щеки и умиленные души.

- Тридцать, - оценил свое творение Харшоу, - отошли его куда-нибудь в издательство, смотреть на него не могу.

- Джабл, вам когда-нибудь бывает стыдно?

- Никогда!

- В один прекрасный день я прослушаю ваш очередной опус, разозлюсь и лягну вас в пузо.

- Уноси ноги... и все остальное, пока не разозлился Я!

- Слушаюсь, босс! - и, подойдя сзади, Энн поцеловала его в лысину.

- Ближняя! - завопил снова Харшоу, и к нему выбежала Мириам.

Ожил громкоговоритель, установленный на крыше дома:

- Босс!

Харшоу произнес короткое слово, Мириам хихикнула.

- Что тебе, Ларри?

- К вам с визитом дама, а с ней тело.

Харшоу подумал.

- Она хорошенькая?

- Гм... да.

- Что ж ты резину тянешь? Впусти ее, - Харшоу откинулся в шезлонге. - Начнем: "Городской пейзаж, затем интерьер. На стуле с высокой прямой спинкой сидит полисмен, без фуражки, воротник расстегнут, на лбу пот. Между полицейским и зрителем, спиной к зрителю стоит человек. Он замахивается, вынося руку за кадр, и бьет полисмена по лицу..." - Харшоу остановился. - Продолжим позже.

К дому подъехал автомобиль. За рулем сидела Джилл, рядом с ней - молодой человек. Автомобиль остановился, и молодой человек поспешно вышел.

- Вот она, Джабл.

- Я вижу. Здравствуй, девочка. Ларри, а где же тело?

- На заднем сидении, босс. Под одеялом.

- Это не тело, - запротестовала Джилл. - Это... Бен сказал, что вы... Я хочу сказать... - она понурила голову и заплакала.

- Не надо плакать, голубушка, - мягко произнес Харшоу, - редкое тело стоит слез. Доркас, Мириам, займитесь ею. Дайте ей чего-нибудь выпить и умойте ее.

Харшоу заглянул на заднее сидение, поднял одеяло. Джилл вырвалась из рук Мириам и резко сказала:

- Да послушайте же меня, наконец! Он не умер! Не должен был умереть! Он... Господи! - она снова заплакала. - Я такая грязная... и устала...

- Похоже, что это все-таки труп, - вслух рассуждал Харшоу. - Температура тела приближается к температуре окружающей среды, типичное трупное окоченение. Когда он умер?

- Он не умер! Вытащите его оттуда! У меня больше нет сил его таскать.

- Конечно. Ларри, помоги мне. Фу, какой ты зеленый! Отойди в сторонку и сунь два пальца в рот - полегчает.

Мужчины вынули Валентайна Майкла Смита из машины и положили его на траву; он так и лежал согнутый. Доркас принесла стетоскоп, включила его и настроила. Харшоу надел наушники, послушал.

- Боюсь, вы ошиблись, - мягко обратился он к Джилл. - Я не смогу ему помочь. Кто это был?

Джилл вздохнула. Ни в ее лице, ни в голосе не было жизни.

- Человек с Марса. Я так старалась...

- Я не сомневаюсь... Человек с Марса?!

- Да. Бен, Бен Кэкстон... сказал, что к вам можно обратиться.

- Бен Кэкстон? Я польщен доверием... Т-с-с! - Харшоу жестом приказал всем молчать. Удивление все сильнее проступало на его лице. - Сердце! Ну и горилла же я! Доркас, живо наверх! Третий ящик в запертой части холодильника. Пароль - "сладкий сон". Принесешь весь ящик и шприц на кубик.

- Иду!

- Доктор, никакой стимуляции!

Харшоу обернулся к Джилл:

- Что?

- Простите, сэр, я всего лишь медсестра, но это особый случай. Я знаю, что нужно делать.

- Г-м... сорок лет назад мне стало ясно, что я не Господь Бог, десять лет спустя - что я не Эскулап. Что же нужно делать?

- Нужно попробовать его разбудить. Иначе, что бы вы ни делали, он будет уходить все глубже и глубже.

- Вперед! Только не топором. А потом попробуем мои методы.

- Хорошо, сэр, - Джилл опустилась на колени и принялась выпрямлять конечности Смита.

Это ей удалось; брови Харшоу поползли вверх. Джилл положила голову Смита к себе на колени и нежно позвала:

- Проснись! Это я, твой брат по воде.

Его грудь медленно поднялась. Смит глубоко вздохнул, открыл глаза, увидел Джилл и улыбнулся детской улыбкой. Потом он посмотрел вокруг, и его улыбка погасла.

- Не волнуйся, - успокоила его Джилл, - это друзья.

- Друзья?

- Да. Все они - твои друзья. Не волнуйся и не уходи больше. Все хорошо.

Смит лежал, глядя на мир широко открытыми глазами, и был доволен, как кот у камина.

Через полчаса и его, и Джилл отправили в постель. Прежде чем подействовала таблетка, которую дал Харшоу, Джилл рассказала ему, в чем дело.

Харшоу осмотрел машину, в которой приехала Джилл. Она была взята напрокат на станции в Ридинге.

- Ларри, ты пустил ток по ограде?

- Нет.

- Пусти. Сотри с этой колымаги все отпечатки пальцев, отгони ее, когда стемнеет, в противоположную от Ридинга сторону, вот, скажем, в Ланкастер, и оставь в кювете. Потом езжай в Филадельфию, оттуда - в Скрэнтон, а оттуда можно и домой.

- Будет сделано, Джабл. Скажите, он действительно Человек с Марса?

- К сожалению, да. Поэтому, если тебя поймают в этой вагонетке, то будут допрашивать с большим пристрастием.

- То есть лучше ограбить банк, чем связываться с ним?

- Вот именно.

- Босс, вы не будете возражать, если я останусь ночевать в Филли?

- Как хочешь. Я только не понимаю, что можно ночью делать в Филадельфии? - Харшоу отвернулся. - Ближняя!

Джилл проспала до обеда и проснулась в отличном настроении. Она вдохнула запах жареного мяса и подумала, что доктор дал ей не успокаивающее, а снотворное. Пока она спала, кто-то унес ее рваную, грязную одежду и повесил на стул вечернее платье. Платье оказалось Джилл впору, и она решила, что оно, должно быть, принадлежит Мириам. Джилл умылась, накрасилась, причесалась и спустилась в гостиную, ощущая себя совсем иначе, чем вчера.

Доркас, свернувшись в кресле калачиком, вязала кружево; она кивнула Джилл, как члену семьи, и вновь углубилась в работу. Харшоу смешивал что-то в матовом графине.

- Выпьешь? - спросил он.

- Да, спасибо.

Харшоу до краев наполнил большие стаканы и подал один из них Джилл.

- Что это? - спросила она.

- Мое фирменное блюдо: треть водки, треть соляной кислоты, треть раствора для батареек, две щепотки соли и прошлогодняя муха.

- Выпейте виски с содовой, - посоветовала Доркас.

- Занимайся своим делом, - отверг ее совет Харшоу. - Соляная кислота способствует пищеварению, а муха - это белки.

Он поднял стакан и торжественно произнес:

- За наши благородные души! Нас так мало осталось! - и осушил стакан.

Джилл сделала глоток, потом еще один. Чем бы ни было это зелье - это было как раз то, что ей требовалось. По телу Джилл разлилось тепло. Она выпила половину, Харшоу долил доверху.

- Видела своего приятеля?

- Нет, я не знаю где он.

- Я к нему только что заглядывал. Спит, как младенец. Его надо назвать Лазарем - он так охотно воскрес... Он станет с нами обедать?

- Не знаю, доктор.

- Ладно, проснется - спрошу. Не захочет сидеть с нами - принесем ему персональный обед. У нас здесь остров свободы, дорогая. Каждый поступает, как хочет... а если поступает не так, как хочу я, то я его выгоняю к чертям собачьим. Кстати, я не люблю, когда меня называют доктором.

- Но, сэр!..

- Мне не нужен этот титул. Вот если бы меня называли доктором народного танца или рыбалки - другое дело! А официальные звания - все равно, что разбавленное виски, которого я в рот не беру. Называй меня просто Джабл.

- Хорошо, но медицинская степень много значит...

- Будет значить, когда для нее придумают такое слово, чтобы люди не путали врача со спортивным судьей. Девочка, какие у тебя отношения с этим парнем?

- Я рассказывала вам, док... Джабл.

- Ты мне рассказывала, что произошло, но не рассказала, почему. Джилл, я же видел, как ты с ним говорила. Ты в него влюблена?

- Вот еще! Чепуха какая!

- Вовсе нет. Ты женщина, он мужчина - премилое сочетание.

- Видите ли, Джабл, он сидел в больнице, как в тюрьме, и я, вернее, Бен, решил, что он в опасности, и что ему нужно помочь освободиться и вступить в свои права.

- Милая моя, я не верю в бескорыстные поступки. Насколько я могу судить по твоему внешнему виду, железы внутренней секреции у тебя работают нормально. Стало быть, они работают либо на Бена, либо на этого парня. Тебе следует уяснить для себя самой мотив поведения и, исходя из этого, решить, что делать дальше. В свою очередь, я хотел бы знать, чего ты хочешь от меня.

Джилл было трудно ответить на этот вопрос. С тех пор, как она перешла свой Рубикон, она думала только о том, как бы уйти от преследования. Ясных планов у нее не было.

- Я не знаю.

- Так я и предполагал. Я предположил также, что ты хочешь сохранить за собой место работы и диплом. Исходя из этого, я послал твоему шефу телеграмму из Монреаля, где сообщил, что тебя вызвали к серьезно больному родственнику. Я верно поступил?

Джилл почувствовала внезапное облегчение. В последнее время она не думала о своей судьбе, но в глубине ее сознания затаилась горькая мысль о том, что она бесповоротно испортила себе карьеру. И вот...

- Большое спасибо, Джабл. Я еще не успела прогулять свое дежурство. По графику у меня сегодня выходной.

- Отлично. Что ты будешь делать дальше?

- Я еще не думала... Пожалуй, нужно связаться с банком и снять кое-какие деньги... - она остановилась, пытаясь вспомнить, сколько за ней числится. Сбережения ее были невелики, но она все время забывала, сколько у нее денег.

Харшоу так и не дал ей вспомнить.

- Как только ты позвонишь в банк, у тебя из ушей посыплются полицейские. Я тебе советую сидеть тихо, пока все не уляжется.

- Но я не хочу быть вам в тягость.

- А ты мне уже в тягость. Не переживай: не ты первая, не ты последняя. Никто не может быть мне в тягость против моей воли. Поэтому не волнуйся. Далее: ты говорила, что хотела помочь парню вступить в свои права. Ты рассчитывала на мое содействие?

- Бен сказал, что вы можете помочь...

- Какое право имел Бен за меня расписываться? Я не заинтересован в защите так называемых прав твоего приятеля. Его право на Марс писано вилами по воде. Я - юрист и понимаю, что к чему. Что же до денег, которые он должен унаследовать, то, исходя из некоторых фактов его биографии и наших странных обычаев, он имеет очень мало шансов что-то получить. Для него же лучше, если он не получит наследства. Если Бен рассчитывал на меня, то он сильно ошибался. Я не только не стану бороться за права Смита, но даже не стану читать в газетах, как за его права борется кто-то другой.

Джилл почувствовала себя одинокой и беззащитной:

- Тогда нам лучше уехать.

- Что ты! Зачем?

- Вы сказали...

- Я сказал, что не буду защищать его прав, как адвокат. Но я приму его, как гостя, у себя в доме. Он может оставаться здесь, сколько пожелает. Я просто хотел предупредить, что не собираюсь соответствовать вашим с Беном Кэкстоном романтическим представлениям обо мне и лезть для этого в политику. Милая моя, когда-то я думал, что делаю человечеству добро. Мне это льстило. Потом я обнаружил, что человечеству не нужно, чтобы ему делали добро, наоборот, оно отвергает всякие попытки сделать ему добро. С тех пор я делаю добро только одному человеку - Джаблу Харшоу. - Он отвернулся. - Доркас, не пора ли обедать? Кто-нибудь что-нибудь делает в этом доме?

- Мириам готовит обед. - Доркас отложила вязание и встала.

- Я никак не могу понять, как они ухитряются распределять работу?

- Вы же не знаете, что такое работа, босс. - Она похлопала Джабла по животу. - А вот поесть никогда не забываете.

Прозвучал гонг, и все пошли к столу. Мириам устраивала обед по современной моде: на столе было много разных салатов. Она сидела во главе стола, прекрасная и холодная, как снежная королева. Появилось новое лицо - молодой человек немного старше Ларри; все называли его Дюк. С Джилл он вел себя так, как будто она уже давно здесь живет. Еду подавали неантропоморфные роботы, которыми управляла Мириам. Все было очень вкусным и, насколько Джилл могла судить, натуральным.

Харшоу, тем не менее, был недоволен. Он жаловался, что нож тупой, мясо жесткое; он обвинил Мириам в том, что она подала остатки вчерашнего обеда. Джилл стало неловко за Мириам; остальные, казалось, ничего не слышали. Вдруг Энн отложила вилку.

- Он начал вспоминать, как готовила его мамочка, - заявила она.

- Он вспомнил, что он босс, - подхватила Доркас.

- Когда это было в последний раз?

- Дней десять назад.

- Давненько. - Энн глазами сделала знак Доркас и Мириам; те встали.

Дюк продолжал есть. Харшоу спохватился:

- Девочки, не за обедом же! Подождите!

Но те неумолимо приближались к Харшоу. Робот едва успел выскочить у них из-под ног. Энн схватила босса за ноги, Доркас и Мириам - за руки. Несмотря на его отчаянные вопли, они понесли его во двор. Вопли прекратились. Послышался всплеск. Девушки вернулись и, как ни в чем не бывало, продолжили обед.

- Еще салата, Джилл?

Пришел Харшоу, сменивший костюм на пижаму. Когда Харшоу уносили, робот накрыл его тарелку. Теперь он открыл ее, и Харшоу снова принялся за еду.

- Я остановился на том, что женщина, которая не умеет готовить, - это просто пустое место. Если меня не начнут обслуживать как следует, я всех уволю. Что на десерт, Мириам?

- Пирог с клубникой.

- Это уже на что-то похоже! Увольнение откладывается до среды.

После обеда Джилл пошла в гостиную. Ей хотелось посмотреть новости и узнать, скажут ли что-нибудь о ней. В гостиной стереовизора не оказалось. Джилл стала припоминать обстановку других комнат, но ничего похожего на стереовизор не вспомнила. Газет тоже не было видно, кругом валялись только книги и журналы.

Никто не входил. Интересно, который час? Джилл оставила наручные часы наверху, поэтому она стала оглядываться, ища часы на стене и не нашла их. Джилл покопалась в памяти и обнаружила, что в этом доме ей пока не попадались на глаза ни часы, ни календарь.

Она подумала, что можно лечь поспать. Взяла с полки книгу; это оказались "Просто сказки" Киплинга. Джилл забрала книгу с собой.

Кровать в комнате Джилл была оборудована по последнему слову техники. Там был автоматический массажер, кофеварка, монитор погоды, читающий аппарат... Не хватало только будильника. Джилл подумала, что не проспит больше, чем сможет, и легла. Вставила книгу в читающий аппарат - и по потолку побежали слова. Вскоре пальцы Джилл разжались, выпустив блок управления. Свет погас, и Джилл уснула.

Джабл Харшоу уснул не так легко. Он был недоволен собой. Интерес к гостям угас и уступил место досаде. Пятьдесят лет назад он дал себе страшную клятву не подбирать бездомных кошек, а сейчас, расслабленный жрицами Венеры, подобрал сразу двоих, даже троих, если считать Кэкстона.

Он не подумал о том, что нарушал свой обет каждый год: последовательностью Харшоу не отличался. Ему не жалко было кормить еще двоих: не в его характере было считать деньги. Харшоу прожил более ста лет, испытал бедность, побывал богатым. Перемены в финансовом положении он воспринимал, как перемены погоды, и никогда не считал сдачу.

Он боялся, что по следу Джилл к его воротам придет полиция, и начнется скандал. Непременно придет и непременно начнется. Эта девчонка наверняка наследила, как корова в валенках.

До каких же пор люди будут стучать к нему в дверь, задавать вопросы, взывать о помощи? А он будет принимать решения и помогать. Ему уже надоело думать и действовать, мысли о будущем раздражали его.

Трудно ожидать разумного поведения от человеческого существа; большинство людей прямо-таки напрашиваются на неприятности. Почему его до сих пор не оставили в покое? Он отгораживался, как мог. Ему казалось, что, предоставленный самому себе, он достигнет высшего блаженства, уйдет в нирвану, растворится в воздухе, как индийский факир. Когда же его оставят в покое?

Около полуночи он отложил взятую было сигарету - двадцать седьмую за день - и сел на кровати. Зажегся свет.

- Ближняя! - крикнул он в микрофон.

Вошла Доркас в халате и тапочках.

- Слушаю вас, босс, - зевнула она.

- Доркас, в течение последних двадцати или тридцати лет, я был никчемным паразитом.

Доркас снова зевнула:

- Это не новость.

- Нельзя успокаиваться. В жизни каждого человека наступает время, когда он перестает быть благоразумным. Он встает во весь рост и выступает на борьбу со Злом во имя Добра и Свободы.

- О-о-о-о!

- Перестань зевать! Пришло время бороться!

- Я хотя бы оденусь.

- Разумеется. Подними остальных. У нас много работы. Вылей на Дюка ведро воды и вели ему отыскать и отремонтировать этот ящик. Я хочу послушать новости.

Доркас испугалась.

- Починить стереовизор?

- Вот именно. Если Дюк будет упрямиться, скажи ему, чтоб шел на все четыре стороны. Живо! У нас много дел!

- Хорошо, - неуверенно согласилась Доркас, - но, может быть, сначала измерим вам температуру?

- Успокойся, женщина!

Дюк настроил стереовизор как раз вовремя. Передавали второе сфабрикованное интервью с "Человеком с Марса". В комментариях сообщили, что Смит, по непроверенным пока сведениям, отправляется в Анды. "Дважды два - четыре", подумал Джабл и до утра повис на телефоне. На рассвете Доркас принесла ему завтрак: шесть сырых яиц, смешанных с бренди. Поедая яйца, Харшоу сделал вывод: долгая жизнь хороша тем, что успеваешь познакомиться со многими влиятельными людьми, и в трудный момент есть кому позвонить.

Харшоу заготовил бомбу, но взрывать ее не спешил. Он ждал, чтобы сильные мира сего сами спровоцировали взрыв. Он понимал, что власти могут снова засадить Смита в больницу, ссылаясь на его невменяемость. С юридической точки зрения Смит был действительно невменяем; с медицинской - его можно было считать психопатом.

Харшоу определил у него сильный ситуационный психоз, проистекающий, во-первых, оттого, что Смит был воспитан чужой цивилизацией, а во-вторых оттого, что он был пересажен опять-таки в чужую цивилизацию. Будучи грудным младенцем, то есть находясь в начале развития, Смит успешно прижился в инородной среде. Сейчас он - взрослый человек с полностью сформировавшимися привычками и определившимся мышлением. Сможет ли он подстроиться под новые условия столь же успешно? Доктор Харшоу намеревался это выяснить. Впервые за много лет он почувствовал интерес к медицине.

Кроме того, ему хотелось подразнить власть имущих. В нем было больше стремления к свободе, чем полагается по праву каждому американцу. Возможность противопоставить себя планетарному правительству приятно щекотала его самолюбие.

11

Вокруг заурядной звезды класса G, расположенный на задворках галактики средней величины, спокойно вращались планеты, как вращались они и за миллиарды лет до того. Четыре из них были достаточно велики для того, чтобы их можно было назвать планетами. Остальные - мелкие камешки, не заметные в свете звезды или затерянные в темноте космоса. Все планеты, как это водится, были подвержены странной форме энтропии, называемой жизнью. Температура на поверхности третьей и четвертой планет колебалась вокруг точки замерзания окиси водорода, поэтому там получили развитие сходные формы жизни, между которыми был вполне возможен достаточно успешный контакт.

Марсиан, живущих на четвертом камешке, не особенно волновали контакты с Землей. Куколки радостно прыгали по планете, учась жить; восемь из девяти куколок погибали в процессе обучения. Взрослые марсиане, существенно отличающиеся от них обликом и сознанием, жили в сказочно красивых городах и были настолько же тихими, насколько куколки были буйными. Взрослые занимались умственной деятельностью.

Марсиане много работали в человеческом понимании этого слова: им нужно было управлять планетой, указывать растениям, когда и где расти, собирать и развивать выживших куколок, лелеять яйца, рожденные куколками, наблюдать за ними, поощрять их правильное созревание. Нужно было воспитывать яйца, уговаривать их отказаться от ребяческих выходок и пройти фазу метаморфоз. Это была далеко не вся жизнь, а лишь незначительная ее часть, как, например, прогулка с собакой для директора транснациональной корпорации. Впрочем, при взгляде на Землю со стороны, прогулка с собакой может показаться очень важным делом.

И марсиане, и люди были разумными существами, но развитие их интеллекта происходило в совершенно разных направлениях. Все мотивы человеческого поведения, все людские страхи и надежды были порождены трогательно прекрасным способом размножения людей. То же самое было верно для Марса, но только в зеркальном отражении. Размножение марсиан происходило по обычной для этой галактики двуполой схеме, но совершенно иначе, чем на Земле. Земной биолог мог считать такое размножение половым, земной психолог - никогда! Все куколки на Марсе были женского пола, а все взрослые марсиане - мужского. Такое разделение существовало лишь с точки зрения биологической функции; социального разделения, определяющего всю жизнь человечества, на Марсе не было. Там нельзя было вступить в брак. Взрослые марсиане были огромными, как пещерные люди. Они были физически бездеятельны, но интеллектуально активны. Куколки были толстенькими пушистыми колобками, полными бездумной энергии. В психологии марсиан и людей не наблюдалось ничего общего. Полярность полов на Земле была одновременно и движущей, и направляющей силой всех человеческих поступков - от сочинения сонетов до создания атомной бомбы. Если кто-то сочтет это преувеличением, он может поинтересоваться, много ли в патентных бюро заявок на открытие способов стерилизации людей, много ли в музеях портретов евнухов?

Марсиане не обратили внимания на визиты земных кораблей. События, связанные с ними, были слишком недавними и поэтому не имели значения. Если бы на Марсе были газеты, то в одном их номере могли бы уместиться события целого столетия. Контакт с иной цивилизацией не был нов для марсиан: подобное случалось в прошлом, повторится и в будущем. Действовать же, с точки зрения марсиан, следовало тогда, когда соседняя цивилизация будет полностью осмыслена (а на это уходил примерно миллион земных лет).

Важным событием на Марсе считалось совсем не то, что на Земле. Дематериализованные Старшие Братья мимоходом решили послать гнездящегося на Марсе человека на Землю, чтобы он узнал о ней побольше, и возвратились к действительно важным делам.

Незадолго до того (на Земле это было время правления императора Августа) марсианский художник начал создавать произведение искусства. По земным меркам оно могло быть названо одновременно поэмой, оперой и трактатом; это были определенным образом организованные эмоции. Человек не способен представить себе подобное творение, как слепой от рождения не может представить закат. Поэтому неважно, к какому виду искусства принадлежало произведение марсианского мастера. Важно было то, что он дематериализовался, не успев закончить свой шедевр.

Внезапная дематериализация была редкостью на Марсе. Марсиане считали, что жизнь должна являть собой законченное целое, а физическая смерть - наступать в специально отведенный, подобающий момент. Художник же так увлекся работой, что забыл уйти с холода. Когда его обнаружили, тело было уже непригодно для пищи. Но художник не ощутил своей дематериализации и продолжал творить.

Марсианское искусство делилось на две категории: в первую попадали работы живых взрослых марсиан, яркие, часто радикальные и примитивные, во вторую - творчество дематериализованных Старших Братьев, консервативное, сложное по форме и содержанию. Работы, принадлежащие к разным категориям, оценивались по-разному.

По каким же критериям оценивать работу неожиданно умершего мастера? Ее начал живой, материальный марсианин, а закончил бесплотный Старший Брат. Художник же, рассеянный, как все художники Вселенной, не заметил своего перехода в новое качество и продолжал работу в прежнем, материальном стиле. Открыл ли он тем самым новую категорию искусства? Стоит ли в будущем практиковать дематериализацию в процессе творчества? Старшие Братья столетиями обсуждали захватывающие перспективы, а материальные марсиане с нетерпением ожидали окончательного решения.

Вопрос был вдвойне важным, потому что произведение являлось религиозным по содержанию (в земном понимании этого слова) и очень богатым эмоционально. В нем описывался контакт марсиан с населением пятой планеты - событие, произошедшее давно, но для марсиан памятное и важное в такой же степени, как для землян осталось незабываемым одно, казалось бы, самое рядовое распятие. Марсиане встретились с жителями пятой планеты, познали их и перешли к действию... В результате от пятой планеты [имеется в виду гипотетическая планета Фаэтон, якобы распавшаяся на множество астероидов; сторонники гипотезы считают, что Фаэтон по массе не уступал Марсу и обращался вокруг Солнца по почти круговой орбите между Марсом и Юпитером] остались обломки... а также память и любовь марсиан. Это произведение являлось одной из многих попыток передать и обобщить прекрасный и сложный исторический опыт. Однако, прежде чем оценивать произведение, нужно было договориться, с какой точки зрения его оценивать.

А это было нелегко.

На третьей планете Валентайн Майкл Смит был занят другими мыслями. Впрочем, он и не знал ничего об эпохальном произведении. Его воспитатель и братья воспитателя не отягощали ученика тем, чего он не в силах был понять. Смит знал о гибели пятой планеты, как всякий школьник Земли знает о гибели Трои. Но ему не показывали произведений искусства, которых он не мог осмыслить. Смит получил нестандартное воспитание: он знал и умел гораздо больше, чем юные марсиане, но гораздо меньше, чем взрослые. Его воспитатель и братья воспитателя с прохладцей относились к программе обучения чужака. Они изучали его самого и узнали о людях гораздо больше, чем люди сами о себе знали.

Смит был счастлив. У него появился новый брат по воде Джабл и вместе с ним обилие новых друзей; новых впечатлений было так много, что он не успевал их осмысливать. Он их только запоминал, чтобы впоследствии оживить и переработать.

Брат Джабл сказал, что новое место можно познать быстрее, если научиться читать. Смит отвлекся от созерцания и целый день просидел с Джилл над книгой. Он даже не плавал в бассейне в этот день, а это была большая жертва, поэтому по ночам он тоже читал. На закуску к Британской Энциклопедии Смит предпочитал медицинские и юридические книги Джабла. Однажды брат Джабл, видя, как Смит листает книгу, остановился и стал задавать вопросы по прочитанному. Смиту это напомнило, как его экзаменовали Старшие Братья. Джабл, по-видимому, был недоволен ответами, и Смит решил, что книгу нужно обдумать. Он был полностью уверен, что отвечал теми же словами, что вычитал в книге, хотя не все слова ему были понятны.

Однако с бассейном не могло сравниться ничто, особенно когда с ним купались Джилл, Мириам, Ларри и все остальные. Смит не сразу научился плавать, но заметил, что умеет то, чего не умеют остальные. Он опускался на дно и блаженствовал там. Его вытаскивали и ругали, и если бы Смит не понимал, что все хотят ему добра, он уходил бы в транс.

Как-то он продемонстрировал свое умение Джаблу, просидев на дне очень долго; потом пытался научить этому Джилл, но она боялась, и Смит не решился настаивать. Когда Смит впервые понял, что новые братья могут не все, что может он, ему пришлось долго ломать над этим голову.

Смит был счастлив, чего нельзя было сказать о Харшоу. Джабл бездельничал, иногда отвлекаясь, чтобы понаблюдать за редким подопытным животным. Он не составлял для Смита какой бы то ни было программы умственного и физического развития, а пустил все на самотек. Организованное руководство осуществляла Джилл. Харшоу считал, что она уделяет Смиту слишком много внимания: он не любил, когда женщина возится с мужчиной, как с ребенком.

А Джилл всего лишь обучала Смита поведению в обществе людей. Смит уже ел за столом, сам одевался (Харшоу не был полностью в этом уверен и все собирался спросить Джилл, помогает ли она Смиту одеваться), привык к распорядку жизни в доме и выучил важнейшие бытовые правила. Когда Смит впервые сел со всеми за стол, он умел пользоваться только ложкой. Джилл резала для него мясо. К концу обеда он уже пытался есть, как все. На следующий день он вел себя за столом, с таким же, как у Джилл, избытком хороших манер.

Когда Харшоу увидел, что Смит читает со скоростью компьютера и запоминает все, что прочитал, - он не стал делать из этого сенсацию и проводить измерения скорости восприятия информации. Харшоу вел себя с высокомерным смирением человека, который знает достаточно, чтобы понять, как мало он знает. Что толку в измерениях, если ты не знаешь, что именно измеряешь?

Безусловно, интересно наблюдать за превращением экзотического животного в человека, но Харшоу, наблюдая за Смитом, не испытывал удовлетворения.

Как и Генеральный Секретарь Дуглас, он ждал, что вот-вот что-то случится.

Но ничего не случалось, и Харшоу надоело ждать. Неужели полицейские настолько глупы, что не могли выследить не очень умную девушку с бездыханным телом в чемодане? Или они ее все же выследили и теперь наблюдают за его домом? Мысль о том, что правительство наблюдает за его личной жизнью, привела Харшоу в ярость. Это такая же низость, как и вскрывать письма!

Кстати! Они и это могут! Правительство! На три четверти паразитическая, а на четверть - бессмысленная структура! Харшоу понимал, что изолировать Смита от государства невозможно, но нельзя же называть зло добром только потому, что зло неизбежно. Пропади оно пропадом, это государство!

Вполне возможно, что власти знают, где находится Человек с Марса, но им выгодно оставить пока все как есть. Если так, то сколько это продлится? Сколько можно удерживать готовую взорваться бомбу?

И где, наконец, этот идиот Бен Кэкстон?..

Джилл Бордмэн вывела его из задумчивости:

- Джабл!

- А, это ты, глазастая? Извини, я задумался. Садись. Хочешь выпить?

- Нет, спасибо. Мне нужно с вами поговорить.

- Ты здорово прыгаешь в воду. Прыгни-ка еще разок.

Джилл закусила губу, как двенадцатилетняя девочка, и умоляюще посмотрела на Харшоу:

- Джабл! Пожалуйста, выслушайте меня.

Он вздохнул:

- Вытрись. Ветер холодный.

- Мне не холодно. Я могу оставить Майкла здесь?

Харшоу удивленно заморгал:

- Конечно. Девочки за ним присмотрят, это нетрудно. А ты уезжаешь?

- Да, - Джилл опустила глаза.

- Жаль... Но удерживать тебя я не могу.

- Ах, Джабл! Я бы и рада остаться.

- Так оставайся.

- Нет, я должна ехать.

- Не понял. Еще раз.

- Как вы не понимаете, Джабл! Мне у вас нравится, вы к нам так добры. Но я не могу здесь остаться. Бена до сих пор нет. Я должна его найти.

Харшоу произнес крепкое словцо, потом добавил:

- Как ты собираешься его разыскивать?

- Не знаю, - нахмурилась она. - Но я не могу здесь прохлаждаться, когда его нет.

- Джиллиан, Бен - взрослый человек. Ты ему не мать и даже не жена. Какое право ты имеешь искать его?

- Никакого. - Джилл пошевелила в траве ногой. - Но я знаю, что если бы я пропала, Бен искал бы меня... пока не нашел. Поэтому я должна искать его.

Харшоу мысленно послал проклятье всем богам, которые должны удерживать людей от глупостей, но не делают этого, а вслух сказал:

- Давай рассудим здраво. Ты собираешься нанять детектива?

- Наверное. - Она выглядела крайне несчастной. - Я еще ни разу в жизни не нанимала детектива. Это дорого?

- Очень.

- А если платить в рассрочку?

- Обычно они берут наличными и вперед. Не грусти, девочка. Я уже нанял детектива. Лучшего в стране. Не стоит тебе влезать в долги, чтобы нанять лучшего после самого лучшего.

- И вы ничего мне не сказали?

- А зачем?

- Уже что-нибудь известно?

- Пока ничего. Именно поэтому я тебе ничего не говорил. - Сначала я думал, ты зря беспокоишься. Я, как и его секретарь Килгаллен, решил, что Бен пошел по какому-то следу и скоро вернется с новым материалом. - Джабл нахмурился и вздохнул. - Теперь я так не думаю. Этот идиот Килгаллен получил по статопринту письмо, что Бен задерживается. Я поручил своим людям стащить или сфотографировать эту бумажку. Письмо оказалось подлинным.

- Почему же Бен не прислал ничего мне? Это на него не похоже.

Харшоу подавил стон.

- Пошевели мозгами, Джилл. Если на клетке со львом написано "Буйвол", не верь глазам своим. Ты приехала в пятницу. Письмо отправлено в 10: 34 утра в четверг. Оно было получено без задержки: в конторе Бена есть статопринт. А теперь скажи - зачем Бену посылать письмо по статопринту в рабочее время, если есть телефон?

- Действительно, зачем? Я бы на его месте позвонила. Телефон - самый...

- Ты не Бен. У репортера может быть тысяча причин на это. Он мог послать письменное сообщение, чтобы избежать неточностей. Ему могло понадобиться зафиксировать сам факт передачи сообщения или чтобы сообщение пришло не сразу. Килгаллен не нашел в этом ничего странного, он знает специфику профессии. Но дело в том, что письмо отправлено не из Филадельфии.

- Но...

- Не перебивай. Можно передать письмо по телефону, а можно принести на статопринт готовый текст. Когда человек приносит готовый текст, адресат получает его факсимиле. Когда же человек диктует письмо по телефону, его кто-то печатает.

- Ну...

- Что из этого следует?

- Джабл, я так волнуюсь, что ничего не соображаю.

- Не волнуйся: я в этом тоже ничего не соображаю. Но на меня работает человек, который соображает. По фотографии он изготовил копию письма и отправился в Паоли Флэт под именем Осберта Килгаллена. У него респектабельный вид, честное лицо, и он выпытал у служащей такие вещи, какие рассказывают только в суде. То, что она сообщила, отнюдь не радует. Служащие обычно не помнят, кто и что передает. Отстучала - и забыла. Но эта дама - поклонница Бена. Каждый день читает его колонку - просто безобразие... Ближняя!

Появилась мокрая Энн.

- Напомнишь мне, - сказал ей Харшоу, - написать статью о регулярном чтении газет. Идея: большинство неврозов происходит от нездоровой привычки вбирать в себя беды пяти миллиардов чужих людей. Название: "Сплетни без границ". Или нет - "Планета сплетничает".

- Босс, вы нездоровы.

- О, только не я! Проследи, чтобы я написал эту статью в течение следующей недели. Теперь исчезни. Я занят. - Он обернулся к Джиллиан. - Эта дама, услышав имя Бена, затрепетала: она говорит со своим героем. Но тут же разочаровалась: он не заплатил ни за изображение, ни за разговор. Поэтому она запомнила Бена и еще то, что передача письма была оплачена из телефона-автомата в Вашингтоне.

- В Вашингтоне? - повторила Джилл. - Зачем же Бену звонить из...

- Вот именно. Если он стоит в телефонной будке в Вашингтоне, он может связаться с Килгалленом напрямую. Это дешевле и быстрее, чем звонить в Филадельфию, чтобы оттуда отправили письмо назад в Вашингтон. Может быть, Бен боялся, что телефон прослушивается, но надеялся, что статопринт не контролируется. А может, он подозревал, что и статопринт контролируется, и проверял, так ли это. Я не пойму, в чем здесь дело, но боюсь, что если мы продолжим поиски Бена, мы поставим его жизнь под угрозу.

- Джабл, нет!

- Да, - устало сказал Джабл. - Бен ходит по краю пропасти, он сделал на этом карьеру. Сейчас он перешел все границы. Если он исчез по своей воле, не стоит привлекать к этому факту внимание. Килгаллен спокоен. Колонки Бена не пустуют: его статьи выходят каждый день. Я проверял.

- Бен заготавливал материал впрок.

- Или их пишет Килгаллен. В любом случае, официально Бен не пропал. Он на работе. Может быть, он решил на время выйти из игры, а тебя не предупредил, чтобы не подвергать опасности.

Джилл закрыла лицо руками:

- Джабл, что мне делать?

- Не волноваться. Самое худшее, что ему грозит - это смерть. А она грозит нам всем, не сегодня - так завтра. Спроси у Майка. Ему легче дематериализоваться, чем выслушать упрек. Если я скажу ему, что мы собираемся его зарезать и зажарить на обед, он со слезами на глазах будет благодарить за оказанную честь.

- Знаю, - тихо ответила Джилл, - но не разделяю его взглядов.

- Я тоже, - согласился Харшоу, - но начинаю понимать их: это утешительная мысль для пожилого человека. Способность наслаждаться неизбежным - я всю жизнь пытался развить ее в себе. А этот мальчик, который уже имеет право избирать и быть избранным, но не знает, что перед автомобилем нужно посторониться, показал мне, что я... не стал умнее, чем был в детском саду. Ты спрашивала, можно ли оставить у меня Майка. Да я его сам не отпущу, пока не выучусь у него тому, что он знает, а я - нет. Эта самая дематериализация! Она - не фрейдовское желание смерти, ничего похожего на "Самую усталую реку". Это как у Стивенсона: "С радостью живу, с радостью умру". Но Стивенсон жил с радостью, потому, что вкусно обедал, а Майк знает какой-то секрет.

- Я ничего не понимаю, - угрюмо проговорила Джилл. - И волнуюсь за Бена.

- Я тоже. И мне кажется, что он не прячется.

- Вы же только что...

- Прости... Мои люди не ограничились визитом к Килгаллену и в Паоли Флэт. Они узнали, что в четверг утром Бен приходил в медицинский центр с адвокатом и Беспристрастным Свидетелем Джеймсом Оливером Кавендишем - ты знаешь, что это значит?

- Нет.

- Если Бен пригласил Кавендиша, - дело было серьезным. По воробьям не стреляют из пушки. Бен хотел поговорить с Человеком с Марса в присутствии Свидетеля.

- Не может быть, - выдохнула Джилл.

- Это мне сказал сам Кавендиш, а ему можно верить, как Писанию.

- Тоже мне апостол! В четверг утром ко мне на этаж никто не заходил.

- Не торопись. Я же не сказал, что они говорили с Майком. Они говорили с "Человеком с Марса", очевидно, с подставным, которого показывали по стереовидению.

- Ну конечно! И Бен вывел их на чистую воду!

- Нет, у него это не вышло. И у Кавендиша тоже. Ты же знаешь, как обязан вести себя Беспристрастный Свидетель?

- Не знаю. Я никогда их не видела.

- Ну да?! Энн!..

Энн стояла на трамплине. Джабл крикнул ей:

- Тебе виден тот дом на горе? Какого он цвета?

Энн посмотрела и сказала:

- С нашей стороны белый.

Джабл обернулся к Джилл:

- Вот видишь, Энн не стала говорить, что дом белый целиком. И вся королевская рать не заставит ее сказать это до тех пор, пока она не пойдет и не посмотрит. Но даже и тогда она не сможет утверждать, что дом остался белым после того, как она ушла.

- Энн - Беспристрастный Свидетель?

- Да, у нее диплом без ограничения, с правом свидетельствовать в Верховном Суде. Спроси у нее как-нибудь, почему она оставила практику. Только ничего больше не планируй на этот день. Она будет тебе рассказывать правду, всю правду и ничего кроме правды, а это займет много времени. Так вот, вернемся к Кавендишу. Бен пригласил его с условием, что Кавендиш станет свидетельствовать открыто. Когда это потребовалось, Кавендиш рассказал все в мельчайших подробностях. Но интересно другое - то, чего он не сказал. Он не сказал, что человек, с которым они беседовали, не являлся Человеком с Марса. Но он не сказал также ни одного слова в подтверждение того, что этот человек ЯВЛЯЕТСЯ Человеком с Марса! Если бы ты знала Кавендиша, ты бы поняла, что это многое значит. Если бы Кавендиш видел Майка, он объявил бы об этом так, чтобы все поняли - что он видел Майка. В противном случае Кавендиш обычно действует по-другому. Например, он описывает форму ушей представленного им человека, а она не совпадает с формой ушей Майка. Следовательно, им подсунули фальшивку. Кавендиш это понимает, но не имеет права прямо высказать свое мнение.

- Я же сказала, что на мой этаж никто не входил.

- Пойдем дальше. Все это произошло задолго до того, как ты выкрала Майка. Кавендиш говорит, что они встретились с "Человеком с Марса" в 9: 14 в четверг. Майк в это время был в больнице, его вполне можно было показать посетителям. Почему самому знаменитому Беспристрастному Свидетелю подсунули фальшивку? Почему они пошли на такой риск?

- Вы меня спрашиваете? - пожала плечами Джилл. - Я не знаю. Бен говорил мне, что спросит у Майка, хочет ли тот уйти из больницы, и если Майк скажет "да", то Бен заберет его с собой.

- Бен спросил, и двойник, естественно, ответил "нет".

- Но не могли же они знать, что именно Бен собирался спрашивать. И все равно Майк не пошел бы с Беном!

- Тогда почему он пошел с тобой?

- Я его брат по воде, как и вы сейчас. Он считает, что можно верить каждому, с кем разделил глоток воды. Брату по воде он подчиняется во всем, а с остальными норовист, как осел. Бен не смог бы его увести. По крайней мере, на прошлой неделе. Сейчас Майк, наверное, уже не такой.

- Да. Он очень быстро меняется. Я еще никогда не видел, чтобы мышечная ткань с такой скоростью росла. Но вернемся к делу: Кавендиш сообщил, что Бен оставил его и адвоката - некоего Фрисби - в 9: 31 и сел в такси. Через час Бен или кто-то другой, назвавшийся его именем, передал в Паоли Флэт по телефону письмо.

- Вы думаете, что это не Бен...

- Да, скорее всего, это был кто-то другой. Кавендиш запомнил и сообщил номер такси; я поручил своим людям выяснить дневной маршрут этой машины. Если Бен пользовался своей кредитной карточкой, ее номер должен быть записан в памяти робота. Но даже если Бен бросал монетки, должны были остаться записи: время, направление следования...

- Ну?

- Записи показывают, что в четверг утром машина была в ремонте. Значит, Кавендиш дал не тот номер, либо кто-то уничтожил запись. Суд может решить, что Свидетель неправильно запомнил номер машины, тем более, что его об этом не просили. А я говорю, что с Кавендишем такого случиться не могло. Он не дает показаний, в достоверности которых не уверен. - Харшоу нахмурился. - Джилл, ты втягиваешь меня в дело, в которое я не хочу вмешиваться. Можно допустить, что Бен отправил письмо из Вашингтона в Вашингтон через Филадельфию. Гораздо труднее предположить, что он станет стирать из памяти робота свой маршрут. Вероятнее всего, это сделал тот, кому был известен маршрут Бена и кто хотел скрыть свою осведомленность. Он же отправил письмо, чтобы никто не догадался об исчезновении Бена.

- Исчезновении? Вы хотите сказать - его похитили?!

- Осторожнее на поворотах, Джилл. "Похитили" - нехорошее слово...

- Еще бы! Джабл, об этом надо растрезвонить на всю страну, а мы сидим!

- Не суетись, Джилл. Возможно, Бена уже нет в живых.

- Да, в самом деле, - сникла Джилл.

- Пока не увидим его мертвым, будем считать, что он жив. Джилл, ты знаешь, чего нельзя делать, когда человека похищают? Именно того, что предлагаешь ты - бежать следом и кричать. Похититель может испугаться и убить свою жертву.

Джилл была в отчаянии. Харшоу меж тем продолжал:

- Я должен предусмотреть все варианты развития событий. Поэтому мне пришлось допустить возможность гибели Бена, тем более, что он долго не появляется. Сейчас мы условились считать, что он жив. Тогда поиски лишь увеличат риск: неведомые силы, в руках которых находится Бен, уничтожат его.

- Почему неведомые? Мы знаем, кто его похитил.

- Правда?

- Конечно! Те же люди, которые заперли Майка в больнице! Это - правительство.

Харшоу покачал головой:

- Это всего лишь догадка. У Бена много врагов, и не все они - члены правительства. Должен заметить, что твоя гипотеза наиболее вероятна и вместе с тем весьма расплывчата. Правительство состоит из нескольких миллионов человек. Кому из них Бен стал поперек дороги?

- Я уже говорила - Генеральному Секретарю Дугласу.

- Нет, - возразил Харшоу, - Генеральный Секретарь не совершает ничего противозаконного, даже если это ему выгодно. Мы никогда не докажем, что он хоть что-нибудь слышал о похищении Бена. И что скорее всего - он об этом действительно не знает. Нам нужно выяснить, кто из команды Дугласа это сделал... Когда Бену показывали двойника, с ним ходил один из подручных Дугласа; сначала он все отговаривал Бена, а когда не получилось - пошел с ним. Теперь оказывается, что этот тип тоже пропал в четверг. Мне кажется, это не просто совпадение, потому что ему было поручено проведение операции "Двойник". Его зовут Джилберт Берквист.

- Берквист?!

- Ну да, Берквист. У меня есть основания... Джилл, что с тобой? Не падай в обморок, не то я брошу тебя в воду.

- Джабл, этот Берквист... только один?

- По-моему, один. Я больше не слышал такой фамилии. Ты его знаешь?

- Пожалуй, знаю. Если это тот Берквист, то его вряд ли стоит искать.

- Гм... Объясни.

- Видите ли, Джабл, я не все вам рассказала...

- Вполне естественно. Рассказывай сейчас.

Запинаясь, Джилл сообщила о том, как вдруг исчезли люди, пришедшие арестовать их со Смитом.

- А потом, - грустно закончила Джилл, - я закричала и испугала Майка. Он ушел в транс, и я замучилась, пока дотащила его сюда.

- Жаль, что ты раньше умолчала об этом факте.

Она покраснела.

- Я боялась, что никто не поверит. И потом, Джабл, нам за это могут что-нибудь сделать?

- Что? - удивился Харшоу.

- В тюрьму посадить или еще что-нибудь?

- Милая моя, ни присутствие при совершении чуда, ни совершение оного не являются преступлением. Помолчи, я подумаю.

Минут десять Джабл думал. Потом открыл глаза и сказал:

- Нет проблем, малышка. Где Майк, опять лежит на дне?

- Да.

- Нырни к нему и скажи, пусть идет ко мне в кабинет. Я хочу, чтобы он повторил чудо. Зрителей не нужно... Хотя нет - один нужен. Скажи Энн, пусть наденет свидетельское одеяние - я использую ее по прямому назначению. И еще мне нужен Дюк.

- Хорошо, босс.

- Ты не имеешь права называть меня боссом. Я тебя на работу не нанимал.

- Хорошо, Джабл.

- Надо бы иметь кого-то, чье отсутствие мы пережили бы безболезненно. А Майк может проделать такую штуку с неодушевленным предметом?

- Не знаю.

- Ладно, проверим. Зови его. - Джабл сверкнул глазами. - Какой способ избавиться от... Нет, нельзя. За дело, Джилл!

12

Через несколько минут Джилл вошла в кабинет Харшоу. Энн уже была там, облаченная в одежду Беспристрастного Свидетеля; она взглянула на Джилл и ничего не сказала. Джилл отыскала свободный стул и молча села. Харшоу диктовал Доркас, не обращая внимания на остальных: "...из-под распростертого тела, пропитав уголок ковра и собираясь в лужицу у камина. Две праздные мухи насторожились. Вошла мисс Симпсон и схватилась за голову. "Боже! - выдохнула она. - Папин любимый ковер!.. Да и сам папа! ". Конец главы, Доркас, и конец части. Можешь отсылать. Свободна.

Доркас вышла, забрав стенографическую машинку и улыбнувшись Джилл.

- Где Майк? - спросил Джабл.

- Скоро будет, - ответила Джиллиан. - Одевается.

- Одевается, - ворчливо передразнил Харшоу. - Не на званый обед собирается...

- Не может же он ходить голым!

- Он не голый, на нем есть кожа. Веди его сюда.

- Джабл, так нельзя. Он должен научиться ходить в одежде.

- Зачем ты навязываешь ему свою христианско-буржуазную ханжескую мораль?

- При чем тут мораль? Я прививаю ему важнейшие бытовые привычки!

- Привычки, мораль - какая разница? Женщина, ради Бога в небесах и в душе, пойми - перед нами личность, не искалеченная идиотскими табу нашего племени, а ты хочешь сделать из него третьесортного обывателя. Пойдем до конца: купи ему атташе-кейс!

- Ничего подобного! Я стараюсь избавить его от неприятностей. Я ему добра желаю!

Джабл фыркнул.

- Так говорит чистоплотная хозяйка, стерилизуя блудливую кошку.

- Ух! - Джилл сосчитала до десяти. Потом сухо произнесла: - Вы здесь хозяин, доктор Харшоу, и мы перед вами в долгу. Сейчас я приведу Майка.

Она поднялась.

- Джилл!

- Да, сэр?

- Сядь и не соревнуйся со мной во вредности: я старше и опытнее. Далее: ты никак не можешь оказаться у меня в долгу, потому что я никогда не делаю того, что мне невыгодно. Кстати, другие тоже не делают, но я, в отличие от многих, еще и осознаю это. Поэтому не изобретай себе долгов, иначе ты начнешь испытывать ко мне чувство благодарности, а это первый предательский шаг к моральной деградации. Ты полюбила мою мысль?

Джилл прикусила губу, потом улыбнулась.

- Я не знаю, как это делается.

- Я тоже, но хочу научиться у Майка. Так вот, я говорю вполне серьезно: благодарность есть эвфемизм для обозначения отвращения. Отвращение большинства людей меня не беспокоит, но мне не хотелось бы стать отвратительным для такой маленькой хорошенькой девочки.

- Что вы, Джабл, я ничего подобного не испытываю!

- Надеюсь... но начнешь испытывать, если взрастишь в своем сознании мысль, что ты передо мной в долгу... У японцев существует пять способов выражения благодарности. Каждая из этих фраз буквально переводится как выражение недобрых чувств. Если бы англосаксы были так же честны! Но они выдумали чувства, которые человеческая нервная система не способна производить.

- Джабл, вы старый циник. Я вам уже благодарна и буду благодарна в дальнейшем.

- А ты сентиментальная девчонка. Мы друг друга отлично дополняем. Давай-ка закатимся в Атлантик-Сити и покутим!

- Как можно, Джабл?

- Где же твоя благодарность?

- Я готова. Когда едем?

- Ехать нужно было сорок лет назад. Это во-первых, а во-вторых, ты права: Майк должен обучиться человеческим привычкам. Он должен разуваться в мечети, сидеть с покрытой головой в синагоге и прикрывать наготу, когда этого требуют нормы морали. Иначе его сожгут за ересь. Только ради Аримана, не подвергай его идеологической обработке.

- Не думаю, что у меня это получится.

- Пора бы уже Майку одеться.

- Пойду, гляну, что он делает...

- Минутку, Джилл. Я объяснил, почему не хочу обвинять кого-либо в похищении Бена. Если Бен, скажем так, незаконно задержан, то мы не можем никого уличить в том, что он стремился избавиться от свидетеля в лице Бена. Если Бен жив, у него есть шанс остаться в живых. Я в первый же день твоего приезда предпринял другой шаг. Ты читаешь Библию?

- Иногда.

- Читай чаще, эта книга заслуживает изучения, так как содержит практические советы на все случаи жизни. "Каждый, кто делает зло, боится света" - это сказал Иоанн, а может быть, Иисус - неважно. Я все время ждал, что у нас начнут отбивать Майка. Не могли же они не заметить, как ты тащила его сюда. Я живу на отшибе и тяжелой артиллерии во дворе не держу. Единственное оружие, которого они боятся и которое их остановило, - это общественное мнение. Я устроил так, что малейший скандал в моем доме автоматически станет достоянием общественности. И не какой-нибудь, а мировой. Неважно, какие при этом будут действовать рычаги. Главное в том, что если здесь что-нибудь случится, это покажут сразу по трем программам стереовидения. Кроме того, немедленно будут оповещены специальными сообщениями большие люди, которым будет приятно поймать на горячем нашего уважаемого Генерального Секретаря.

Харшоу угрюмо продолжил:

- Но я не могу ждать бесконечно. Когда я все организовывал, то опасался, что скандал произойдет сейчас же. А теперь мне кажется, что - пока внимание предупрежденных мною людей не ослабло - нам следует поторопить события.

- Каким образом, Джабл?

- Я думал об этом последние три дня. Ты своим рассказом о чуде навела меня на мысль.

- Простите, Джабл, что я не рассказала об этом раньше. Я боялась, что мне не поверят, и рада тому, что вы верите.

- Я не говорил, что верю.

- Как?!

- Я верю, что ты говорила правду, Джилл. Но сны и галлюцинации - тоже правда в своем роде. То, что произойдет сейчас, произойдет на глазах Беспристрастного Свидетеля и перед объективами кинокамер, которые уже работают. - Он нажал кнопку. - Я не думаю, что Энн, находясь при исполнении служебных обязанностей (а кинокамеры - и подавно), заснет или поддастся чьему-либо гипнотическому воздействию. Мы разберемся, с какой правдой имеем дело, а потом подумаем, как вынудить к действию власть имущих... и, может быть, придумаем, как помочь Бену. Веди Майка.

Причина отсутствия Майка не была сверхъестественной: он стреножил себя шнурками. Сделав шаг, он упал, затянув при этом узлы. Ему понадобилось значительное время, чтобы проанализировать происшествие, развязать шнурки и завязать их правильно. По марсианской привычке времени он не считал и был огорчен только тем, что неправильно усвоил уроки Джилл. Когда Джилл пришла за ним, Майк исповедовался ей в своей несостоятельности, хотя шнурки уже были завязаны как надо.

Джилл утешила его, пригладила волосы и повела за собой.

- Здорово, сынок. Садись, - приветствовал его Харшоу.

- Здорово, Джабл, - торжественно произнес Валентайн Майкл Смит, сел и погрузился в ожидание.

- Что ты сегодня узнал, мальчик? - спросил Харшоу.

Смит радостно улыбнулся и, как всегда, после небольшой паузы ответил: - Я научился, прыгая в воду, делать сальто в полтора оборота. Разбегаешься, прыгаешь и входишь в воду...

- Я видел - носки вытянуты, колени прямые, стопы вместе.

- Неправильно? - огорченно спросил Смит.

- Для первого раза очень даже правильно. А теперь вспомни, как это делает Доркас.

Смит подумал.

- Вода охотно принимает Доркас, любит его.

- Не его, а ее. Доркас - она.

- Ее, - поправился Смит. - Разве я говорю неправильно? Я читал в словаре Уэбстера (3-е издание, Спрингфилд, Массачусетс), что мужской род включает женский. Словарь приводит пример из закона о контрактах (5-е издание, Чикаго, Иллинойс, 1978, с.1012). Там сказано...

- Постой, постой, - прервал Харшоу. - Мужской род действительно включает женский, но только в том случае, когда ты говоришь вообще. Если же о конкретной женщине, то следует говорить "она", "ей", "ее".

- Я запомню.

- Ты бы лучше вынудил Доркас на деле доказать ее женский род. - Харшоу задумался. - Джилл, парень спит с тобой или с кем-нибудь из вас?

- По-моему, он вообще не спит.

- Ты не ответила на мой вопрос.

- Отвечаю: он не спит со мной.

- Я спросил не из праздного любопытства, а из научного интереса. Майк, чему ты еще научился?

- Я нашел два способа завязывать шнурки. Один хорош для того, чтобы падать, другой - чтобы ходить. Я выучил спряжения...

- Что еще?

Майк восторженно улыбнулся:

- Вчера я учился ездить на тракторе. Так здорово!

Джабл выразительно глянул на Джилл.

- Когда это произошло?

- Вечером, когда ты спал, Джабл. Все было хорошо, Дюк не дал ему упасть.

- Понятно, что не дал... Майк, ты читал что-нибудь?

- Да, Джабл.

- Что?

- Я прочел, - доложил Майк, - еще три тома энциклопедии: "Marub - Mushe", "Mushr - Ozon" и "P - Planti". Ты не велел мне читать энциклопедию помногу, поэтому на "Planti" я остановился. Потом я прочел трагедию "Ромео и Джульетта" Уильяма Шекспира. Потом - "Мемуары" Джакомо Казановы в переводе Френсиса Уэллмена. Потом я осмысливал прочитанное. Потом Джилл позвала меня завтракать.

- Ты что-нибудь понял?

- Не знаю, Джабл, - в голосе Смита была тревога.

- Что тебе неясно?

- Я не смог охватить всей полноты того, что прочитал. Читая у Мастера Уильяма Шекспира о смерти Ромео, я почувствовал, что полон счастья. А после я прочел, что он дематериализовался слишком рано - по крайней мере, мне так показалось. Почему так?

- Потому что он сопливый идиот.

- Прошу прощения?

- Я сам не знаю, Майк.

Смит пробормотал что-то по марсиански, а по-человечески сказал:

- Я только яйцо.

- Что? Мне кажется, ты меня о чем-то просишь, Майк. Чего ты хочешь?

Смит поколебался, потом выпалил:

- Брат мой Джабл, пожалуйста, спроси Ромео, почему он дематериализовался! Я не могу с ним говорить, я только яйцо. А ты можешь. Спроси и после объяснишь мне.

Майк, по-видимому, считал, что Ромео существовал на самом деле, и сейчас просил его, Джабла, вызвать дух Ромео и потребовать у него отчета о поступках плоти. Как объяснить Майку, что Монтекки и Капулетти не существовали в материальном мире? Джабл не оперировал понятиями, опираясь на которые, можно было бы объяснить Смиту, что такое художественная литература.

Джилл испугалась, что Майк сейчас свернется в клубок и оцепенеет.

Майк действительно был близок к этому, но изо всех сил держался; он дал себе слово не прибегать к подобному средству в присутствии друзей. Он видел, что причиняет этим беспокойство всем, кроме доктора Нельсона. Майк замедлил сердце, успокоил чувства, улыбнулся и сказал:

- Я подожду, пока понимание придет само.

- Хорошо, - согласился Джабл. - А в следующий раз, когда ты соберешься читать, спроси меня или Джилл - кого угодно - художественная ли это литература. Тебе, пожалуй, не стоит ее читать...

- Я буду спрашивать, Джабл.

Майк решил, что обязательно расскажет Старшим Братьям, что такое художественная литература, когда сам это поймет... Тут он с удивлением заметил, что сомневается; - поймут ли они. Предположение о том, что существуют вещи, столь же непонятные для Старших Братьев, как и для него самого, было даже более революционным, чем само понятие художественной литературы. Майк решил подумать об этом в другой раз, в спокойной обстановке.

-...но я позвал тебя не для того, - говорил тем временем брат Джабл, - чтобы рассуждать о литературе. Майк, вспомни, пожалуйста, тот день, когда Джилл забрала тебя из больницы.

- Из больницы? - переспросил Майк.

- Мне кажется, Джабл, - вмешалась Джилл, - Майк не знает, что он был именно в больнице. Давайте я попробую...

- Вперед!

- Майк, ты помнишь, как жил в комнате один, пока я тебя не одела и не увела?

- Да, Джилл.

- Потом мы поехали в другое место, я тебя раздела и велела принять ванну.

- Да, это было такое счастье! - Смит улыбнулся воспоминанию.

- Потом я тебя вытерла, и тут пришли двое.

Улыбка погасла. Смит задрожал и стал уходить в себя.

- Майк! Остановись! - приказала Джилл. - Не смей уходить!

Майк взял себя в руки.

- Хорошо, Джилл.

- Слушай, Майк. Вспомни, что было, только не волнуйся. Пришли двое мужчин, один потащил тебя в гостиную...

- Туда, где растет трава, - подтвердил Майк.

- Правильно, там на полу растет трава. Я хотела помешать ему, но он меня ударил. Потом он пропал. Помнишь?

- Ты не сердишься на меня за это?

- Что ты! Нет, конечно. Один пропал, второй навел на меня пистолет и тоже пропал. Я испугалась, а не рассердилась.

- И сейчас не сердишься?

- Майк, милый, я никогда на тебя не сердилась. Мы с Джаблом просто хотим понять, что произошло. Те двое пришли, ты что-то сделал, и они пропали. Почему? Что ты сделал, скажи?

- Я скажу. Тот человек - большой - ударил меня, и я испугался. Я... - тут он перешел на марсианский. - Я не знаю слов.

- Объясни постепенно, - попросил Харшоу.

- Я постараюсь, Джабл. Передо мной есть что-то. Это плохая вещь, ее не должно быть. И я... - он опять запнулся. - Это просто, гораздо проще, чем завязывать шнурки! Но слов нет. Извините, пожалуйста...

Он немного помолчал и продолжил:

- Может быть, слова есть в "Plant - raum" или в "Rayn - sarr", или в "Sars - Sors". Я прочту их сегодня, а завтра за завтраком вам расскажу.

- Может быть, и есть, - сказал Джабл. - Погоди-ка, Майк.

Он отошел в угол комнаты и взял в руки большую бутылку с бренди.

- Ты можешь сделать так, чтобы это пропало?

- Это плохая вещь?

- Предположим, что да.

- Но, Джабл, я должен точно знать, что она плохая. Это бутылка. Я не вижу в ней ничего плохого.

- А если я замахнусь и брошу ее в Джилл?

Смит произнес с мягкой грустью:

- Джабл, ты этого не сделаешь.

- Правда, не сделаю. Джилл, тогда ты брось в меня. Бутылка тяжелая, и если Майк не защитит меня, я получу по крайней мере поверхностное ранение.

- Джабл, я не хочу этого делать.

- Бросай! Это в интересах науки и... Бена Кэкстона.

- Но... - Джилл вскочила, схватила бутылку и швырнула ее Джаблу в голову.

Джабл хотел стоять прямо, но сработал рефлекс, и он пригнулся.

- Пролетела, - сказал Джабл с сожалением. - Я не хотел нагибаться, думал посмотреть. Майк, что с тобой?

Человек с Марса дрожал и выглядел совсем несчастным. Джилл обняла его за плечи:

- Ну, ну, все в порядке, милый! Ты все отлично сделал. Она никого не задела. Исчезла и все.

- Похоже, что исчезла, - согласился Джабл, оглядев комнату. Затем прикусил свой большой палец и спросил: - Энн, ты смотрела?

- Да.

- Что ты видела?

- Бутылка не просто исчезла. Процесс имел определенную длительность. С моего места это выглядело так, будто бутылка сжалась и исчезла вдали. Но за пределы комнаты она не вылетела, я видела ее до момента исчезновения.

- Куда же она делась?

- Я больше ничего не могу добавить.

- М-м-м... Пленки прокрутим потом, но я верю. Майк!

- Да, Джабл?

- Где сейчас находится бутылка?

- Бутылка находится... - Майк снова запнулся. - Опять нет слов. Прости.

- Занятно. Сынок, ты можешь ее вернуть?

- Прошу прощения?

- Ты ее убрал. Теперь сделай так, чтобы она снова появилась.

- Я не могу. Бутылки нет.

Джабл задумался. "Этой способности можно найти неплохое применение. Есть пара-тройка парней, о которых жалеть никто не будет".

- Майк, а расстояние для тебя имеет значение?

- Прошу прощения?

- Если бы ты был в комнате, а я - на улице, футах в тридцати от дома, ты бы смог убрать бутылку?

- Да, - ответил несколько удивленный Смит.

- Гм... Подойди к окну. Предположим, Джилл и я стояли бы на той стороне бассейна, а ты здесь. Ты бы смог убрать бутылку?

- Да.

- Ну а если бы мы были за воротами, за четверть мили отсюда?

Смит задумался.

- Джабл, дело не в расстоянии, не в видении, а во ВНИКНОВЕНИИ.

- Постой, постой... Расстояние роли не играет. Тебе даже не нужно ничего видеть. Если ты знаешь, что где-то происходит что-то плохое, ты можешь это остановить? Так?

Смит встревожился.

- Почти так. Я недавно из гнезда. Чтобы вникать, я должен видеть. А Старшему Брату для этого глаза не нужны. Он вникает. Чувствует. Действует... Прости.

- Ты ни в чем не виноват, - угрюмо сказал Харшоу. - Видел бы тебя министр по делам мира - тут же объявил бы секретным оружием.

- Прошу прощения?

- Не обращай внимания.

Джабл вернулся к столу и взял в руки тяжелую пепельницу.

- Джилл, не бросай в лицо. Майк, выйди в коридор.

- Джабл, брат мой, пожалуйста, не надо!

- Что случилось? Я хочу провести еще один опыт, но в этот раз буду смотреть, куда она летит.

- Джабл!

- Да, Джилл?

- Я поняла, что тревожит Майка.

- Ну?

- В наших экспериментах я должна вам угрожать. А ведь мы Майку - братья по воде. Он не может понять, как между нами возможно такое. Это, наверное, совсем немарсианское поведение.

Харшоу нахмурился.

- И нас будут разбирать на заседании "Комитета по Немарсианским Деяниям"?

- Джабл, я не шучу!

- Я тоже. Ладно, Джилл, я сам ее брошу, - Харшоу дал пепельницу Майку. - Видишь, какая она тяжелая, сынок, какие острые у нее углы?

Смит внимательно осмотрел пепельницу.

- Я ее подброшу к потолку, - продолжал Харшоу, - и, падая, она ударит меня по голове.

Майк испуганно поднял глаза.

- Брат, ты умрешь?

- Нет, просто мне будет очень больно. Оп-ля! - Харшоу бросил пепельницу вверх.

В верхней точке траектории пепельница остановилась.

Харшоу смотрел на нее, и ему казалось, что перед ним - застывший кинокадр. Он прохрипел:

- Энн, что ты видишь?

Энн ответила бесцветным голосом:

- Пепельница остановилась в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что бы ее удерживало, - и уже нормальным голосом добавила: - Джабл, я думаю, что вижу это... Если фильм покажет что-то другое, я порву диплом.

- Джилл?

- Пепельница висит в воздухе.

Джабл отошел к столу и, не сводя с пепельницы глаз, сел.

- Майк, - спросил он, - почему она не исчезла?

- Ты не просил убрать ее, - сказал Майк извиняющимся тоном, - ты велел ее остановить. Когда я убрал бутылку, ты захотел вернуть ее обратно. Я делаю что-то не так?

- Нет. Я забыл, что ты все понимаешь буквально.

Харшоу вспомнил проклятия и клятвы, модные во времена его молодости, и подумал, что Майку их говорить нельзя. Пошлешь его к чертям - он и пойдет.

- Я рад, - ответил Смит сдержанно. - Простите, что бутылка пропала. И еще простите, что пропала пища. Но иначе было нельзя. Мне так казалось.

- О чем ты? Какая пища?

Джилл поспешно объяснила:

- Он имеет в виду тех типов, Джабл. Берквиста и его подручного.

- Ах, да, - Харшоу отметил, что у него самого немарсианские представления о пище. - Майк, не переживай, из них бы не вышло хорошей пищи. Такие отбросы бы забраковал любой инспектор пищевой службы. А самое главное - это было необходимо. Ты понял все совершенно правильно и поступил верно.

- Мне приятно это слышать, - с облегчением ответил Майк. - Только Старшие Братья никогда не ошибаются. А мне еще многому нужно учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старшим Братьям. Джабл, можно, я опущу пепельницу?

- Ты хочешь ее убрать? Давай!

- Я уже не могу.

- Почему?

- Она сейчас не угрожает твоей голове. Я не нахожу в ней ничего плохого. - Опустить?

- Конечно, опускай.

Харшоу ожидал, что пепельница, висевшая над его головой, упадет на пол, но она спикировала к столу, покачалась над ним и мягко опустилась.

- Спасибо, Джабл, - сказал Смит.

- Тебе спасибо, сынок. - Джабл взял пепельницу. Она была такая же, как раньше. - Тебе спасибо. За самые удивительные впечатления, которые мне довелось испытать с тех пор, как первая нанятая мною девчонка повела меня на чердак. Энн! Ты училась в Рейне?

- Да.

- Ты раньше сталкивалась с левитацией?

Энн подумала.

- Я видела то, что называют телекинезом. Его демонстрировали на игральных костях, а я в математике слаба и не могу точно сказать, телекинез это был или нет.

- Черт возьми! Если так рассуждать, то в пасмурный день нельзя сказать, что солнце встало.

- А как же иначе! Может быть, за тучами кто-то установил искусственный источник света... Один из моих сокурсников мог передвигать взглядом мелкие предметы, но для этого ему нужно было выпить. Но я опять-таки ничего точно сказать не могу, потому что с ним пила и я, а в нетрезвом состоянии...

- И больше ты ничего не видела?

- Нет.

- У меня больше нет к тебе вопросов как к Свидетелю. Снимай свою простыню и садись, если хочешь.

- Спасибо, хочу. Но, памятуя вашу лекцию о мечетях и синагогах, я переоденусь в своей комнате.

- Как хочешь. Разбуди Дюка и скажи ему, чтобы занялся камерами.

- Хорошо, босс. Ничего без меня не делайте.

Энн пошла к двери.

- Обещать не могу. Майк, садись за стол. Ты можешь снова поднять пепельницу?

- Да. - Смит протянул руку и взял пепельницу.

- Не так!

- Не так?!

- Это я виноват. Ты можешь поднять ее, не касаясь руками?

- Могу, Джабл.

- Ну? Ты не устал?

- Нет, Джабл.

- Так в чем же дело? Она должна быть плохой?

- Нет, Джабл.

- Джабл, - вмешалась Джилл, - вы не попросили поднять пепельницу, а только спросили, может ли он ее поднять.

- Ах, да! - смутился Джабл. - Майк, пожалуйста, подними пепельницу, не касаясь ее руками. На фут над столом.

- Хорошо, Джабл. - Пепельница поднялась и зависла над столом. - Ты измеришь расстояние, Джабл? Если что не так, я ее передвину.

- Отлично. Держи. Устанешь - скажешь.

- Скажу.

- А можешь поднять что-нибудь еще? К примеру, этот карандаш. Если можешь - подними.

- Хорошо, Джабл.

Карандаш присоединился к пепельнице.

Постепенно их компанию пополнили другие предметы. Вернулась Энн и молча села на стул. Пришел Дюк со стремянкой, взглянул на представление раз, другой и стал устанавливать стремянку. Майк неуверенно произнес:

- Мне кажется, Джабл... - он тщательно подбирал слова, - я запутался в этих предметах.

- Не перенапрягайся.

- Кажется, я смогу поднять еще один. - Зашевелилось пресс-папье, поднялось и... все висевшие в воздухе предметы посыпались на пол.

Майк чуть не плакал.

- Джабл, мне очень жаль.

Харшоу похлопал его по плечу.

- Сынок, ты должен гордиться. То, что ты сделал, - это... - он искал сравнение среди фраз, известных Майку, - труднее, чем завязывать шнурки, и лучше, чем сделать сальто в полтора оборота. Ты это просто здорово сделал!

Майк удивился.

- Я не должен стыдиться?

- Ты должен гордиться.

- Да, Джабл, - с довольным видом сказал Майк. - Я горжусь.

- Отлично. Майк, я не могу поднять даже одну пепельницу, не прикасаясь к ней руками.

Смит испугался.

- Ты не можешь?

- Нет. Ты научишь меня?

- Да, Джабл. - Смит замолчал, смутившись. - У меня опять не слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду слова. Потом я научу моего брата.

- Только не очень разгоняйся.

- Прошу прощения?

- Я говорю, не разочаровывайся, если что-то не получится. Нужных слов может не быть в английском языке.

Смит подумал.

- Тогда я научу брата языку моего гнезда.

- Ты можешь опоздать лет на пятьдесят.

- Я сказал что-то не так?

- Вовсе нет. Но лучше начни заниматься с Джилл.

- У меня от этих занятий горло болит, - запротестовала Джилл.

- Будешь пить аспирин. - Харшоу строго взглянул на нее. - Это не причина, сестра. Вы назначаетесь младшим научным сотрудником в области марсианской лингвистики... что включает исполнение и ряда дополнительных обязанностей. Энн, прими ее на работу официально, пусть ей идет заработная плата.

- Она уже давно работает на кухне. Оплатить ей и эту работу?

Харшоу пожал плечами.

- Такую мелочь можешь решить сама.

- Джабл, - запротестовала Джилл, - у меня может не получиться!

- Сначала попробуй!

- Но...

- А где благодарность? Я предлагаю тебе работу!

Джилл прикусила губу.

- Я согласна... босс.

Смит робко коснулся ее руки.

- Джилл... я научу.

Джилл погладила его плечо.

- Спасибо, Майк. - Она посмотрела на Харшоу. - Я буду учиться специально, чтобы подразнить вас.

Харшоу улыбнулся.

- О, этот мотив я понимаю! Можно не сомневаться, ты все выучишь. Майк, что ты еще умеешь такого, чего не умеем мы?

- Не знаю, - удивился Смит.

- В самом деле, - поддержала его Джилл, - как он может ответить, если не знает, что мы умеем, а что - нет.

- И то правда. Энн, измени название должности на "сотрудник по исследованию языка, культуры и техники". Джилл, изучая язык, ты встретишься с незнакомыми нам явлениями их жизни. Будешь сообщать мне. Майк, если ты заметишь что-то, чего мы делать не умеем, а ты умеешь - тоже сообщи мне.

- Сообщу, Джабл. А что именно?

- Не знаю. Ну, например, что-то вроде того, что ты показывал сегодня. Или вроде твоего сидения под водой... Дюк!

- Босс, у меня полные руки пленки.

- Но говорить ты можешь? Мне показалось, что вода в бассейне мутная.

- Я сегодня же вечером добавлю туда осаждающий раствор, а завтра вычищу.

- Какая там степень загрязненности?

- Вода чистая, хоть к столу подавай. Только кажется мутной.

- Ладно. Сегодня ничего делать не надо. Я скажу, когда нужно будет чистить.

- Босс, никто ведь не захочет купаться в луже.

- Не захочет - не будет. Хватит болтать, Дюк. Фильмы готовы?

- Еще пять минут.

- Хорошо. Майк, ты знаешь, что такое пушка?

- Пушка, - заговорил Смит, - это оружие, предназначенное для метания снарядов с помощью взрывчатого вещества - например, пороха - и состоящее из ствола, закрытого с одной стороны, где...

- Хватит, хватит! Ты понимаешь, что это?

- Я не уверен, что понимаю.

- Ты видел что-нибудь похожее?

- Не знаю.

- Конечно, видел, - вмешалась Джилл. - Помнишь, Майк, в комнате, где растет трава - только не волнуйся! - Один человек меня ударил.

- Да.

- А второй направил на меня предмет.

- Это был плохой предмет.

- Это был пистолет. Та же пушка.

- В словаре Уэбстера, 3-е издание, Спрингфилд...

- Отлично, сынок, - перебил Харшоу. - Слушай. Если кто-нибудь направит на Джилл пушку, что ты будешь делать?

Смит думал больше, чем обычно.

- Уничтожу еще кусок пищи, если вы не будете сердиться.

- При таких обстоятельствах на тебя никто не будет сердиться... Я хочу знать кое-что еще. Ты можешь выбросить пушку, не выбрасывая человека?

Смит подумал.

- Чтобы осталось больше пищи?

- Я не это имел в виду. Ты можешь убрать оружие, не причиняя вреда человеку?

- Я не причиню ему вреда. Я уберу оружие, а человека просто остановлю. Ему не будет больно. Он просто дематериализуется. Пища останется в целости.

Харшоу вздохнул.

- Я так и знал. А ты можешь просто убрать оружие? Не останавливать человека, не убивать его, а убрать только оружие - и все. Человек же пусть живет дальше.

Смит подумал.

- Это, конечно, легко. Но если я оставлю его в живых, он убьет Джилл. Я так понимаю.

Харшоу снова почувствовал, что этот невинный младенец отнюдь не младенец и далеко не невинный. Он представитель культуры, во многом значительно опередившей человеческую. И эти наивные речи говорит сверхчеловек. Харшоу ответил, осторожно подбирая слова:

- Майк, если наступит момент, когда нужно будет сделать что-то, чтобы помочь Джилл - обязательно помоги ей.

- Да, Джабл, я помогу.

- Не обращай внимания на пищу или на что-нибудь другое. Защищай Джилл.

- Я всегда буду защищать Джилл.

- Хорошо. Допустим, человек навел оружие... даже нет, он просто держит его в руке. А ты не хочешь его убивать. Тебе... нужно только убрать оружие. Ты можешь это сделать?

Майк помолчал.

- Мне кажется, я понял. Оружие - плохая вещь. Но оно может понадобиться человеку, чтобы защитить свою жизнь. - Он еще поразмыслил. - Да, могу.

- Хорошо, Майк, я покажу тебе оружие. Это - плохая вещь.

- Я сделаю так, что оно исчезнет.

- Только не сразу.

- Не сразу?

- Нет. Я подниму оружие и направлю его на тебя. Прежде, чем оно посмотрит тебе в глаза, убери его. Но ничего не делай со мной: не останавливай, не убивай, не убирай в никуда.

- Что ты, брат Джабл! Я не хочу, чтобы ты пропал. Я надеюсь, что, когда ты дематериализуешься, мне позволят съесть твое тело. Я буду ценить и любить каждый твой кусочек, чтобы полностью познать тебя.

Харшоу с трудом подавил рвотный рефлекс:

- Спасибо, Майк.

- Я должен благодарить тебя, брат. А если мне придется дематериализоваться раньше, я надеюсь, что ты найдешь меня достойным познания. И разделишь меня с Джилл. Я надеюсь на это.

Харшоу посмотрел на Джилл. Ее лицо было безмятежно, и Харшоу подумал, что это профессиональное. Он торжественно произнес:

- Я разделю тебя с Джилл, - и добавил: - Однако, мне кажется, никому из нас не стоит в ближайшее время идти на мясо. Сейчас я покажу тебе оружие. Ты должен ждать моего сигнала, а потом будь осторожен, потому что я еще не готов дематериализоваться. Мне еще очень много нужно сделать.

- Я буду осторожен, брат.

- Отлично. - Харшоу открыл ящик стола. - Смотри, Майк. Видишь пистолет? Я беру его в руку. Ничего не делай, пока я не скажу.

Харшоу вынул из ящика пистолет. Такие носили полицейские полвека назад.

- Приготовься, Майк! Давай! - Харшоу прицелился в Смита.

Рука Харшоу оказалась пустой. Джабл почувствовал, что его трясет, и решил прекратить опыты.

- Великолепно! - сказал он. - Я и прицелиться не успел, а у тебя уже готово!

- Я счастлив.

- Я тоже. Дюк, это попало на пленку?

- Да.

- Отлично. - Харшоу вздохнул. - Все, ребята, разбежались.

Энн попросила:

- Босс, расскажете мне потом, что засняли камеры?

- А ты сама не хочешь посмотреть?

- Что вы! Я не имею права смотреть фильм о том, чему была Свидетелем. Мне просто интересно, насколько верно я передала происходящее.

- О'кей!

13

Все ушли. Харшоу стал давать распоряжения Дюку.

- Что ты такой кислый?

- Босс, когда этот вурдалак свалит отсюда?

- Вурдалак? Ах ты, деревенщина!

- Пусть деревенщина. Зато у нас в Канзасе людоедство не в чести. Пока он отсюда не свалит, я буду есть на кухне.

Харшоу произнес ледяным голосом:

- Что ж, Энн хватит пяти минут, чтобы выписать тебе расчет. На сборы тебе должно хватить десяти.

Дюк устанавливал проектор. Он отложил взятую было в руки кассету с пленкой и сказал:

- То, что я говорю, не значит, что я собираюсь уходить.

- Для меня значит.

- Почему, черт возьми? Я не первый раз ем на кухне!

- Дело в принципе. В моем доме никто не может отказываться есть за общим столом потому, что он не хочет сидеть рядом с кем-то из моих гостей. Я - представитель вымирающего племени джентльменов, а джентльмен, когда ему нужно, может быть тверже стали. Сейчас мне это нужно, и я заявляю, что не позволю невежественному и суеверному мужлану указывать мне, с кем мне сидеть за одним столом. Я делю свой хлеб с мытарями и грешниками, но не с фарисеями!

Дюк медленно произнес:

- Если бы вы были младше или я - старше, я бы вам этого не спустил.

- Пусть это тебя не останавливает. Я крепче, чем тебе кажется... На шум сбежится весь дом. Ты уверен, что справишься с Человеком с Марса?

- Да я его одной рукой в бараний рог согну!

- Возможно, если тебе удастся достать его рукой.

- Что?

- Ты видел: я целился в него из пистолета. Где этот пистолет? Найди его, а потом будешь говорить, кого ты собираешься гнуть в бараний рог. Только сначала разыщи мой пистолет.

Дюк отвернулся и стал налаживать проектор:

- Это ловкость рук. Прокрутим фильмы - сами увидите.

- Дюк, отойди от проектора, - сказал Харшоу. - Я лично его налажу, когда ты получишь расчет и уйдешь.

- Джабл, лучше не трогайте проектор. Вы всегда его ломаете.

- Отойди, я сказал!

- Но...

- Я его разобью к чертям, если захочу. Я не могу принимать услуги от человека, который уже не работает у меня!

- Я не увольнялся! Это вы меня выгнали - без всякой на то причины!

- Дюк, - Харшоу старался говорить спокойно, - сядь и выслушай меня. Позволь мне предостеречь тебя - или убирайся немедленно. Не задерживайся даже для того, чтобы собрать вещи. Ты можешь прекратить свое существование раньше, чем успеешь закончить сборы.

- Что это значит, черт возьми?

- Буквально то, что я сказал. Дюк, пойми, неважно, сам ли ты уволился или я тебя выгнал. Твоя работа здесь закончилась в ту самую секунду, когда ты объявил, что не станешь есть за моим столом. Думаю, что тебе будет также неприятно оказаться убитым в моем доме. Поэтому сядь, и мы подумаем, как этого избежать.

Дюк испуганно моргнул и сел. Харшоу продолжал:

- Ты приходишься Майку братом по воде?

- Что? Разумеется, нет. Как я понимаю, это ерунда.

- Ты не так много понимаешь, а это - не ерунда. - Харшоу сдвинул брови. - Дюк, я не хочу тебя выгонять. Ты держишь технику в порядке и избавляешь меня от возни с нею. Но я должен удалить тебя и других, кто не приходится Майку братом по воде, чтобы с вами ничего не случилось. Можно, конечно, взять с Майка обещание никого не трогать без моего разрешения. Но во всем этом мало определенности, а Майк имеет обыкновение истолковывать все не так. Представь, что ты или Ларри - тебя ведь не будет - толкнет Джилл в воду. Тогда он окажется там же, где сейчас мой пистолет, и я не успею сказать Майку, что Ларри не хотел Джилл ничего плохого. А жизнь Ларри не должна оборваться из-за моей неосторожности. Я согласен, что каждый виноват в своей смерти сам, но нельзя же давать ребенку в руки динамитную шашку.

- Босс, - медленно проговорил Дюк - вы преувеличиваете. Майк никого не обидит. А я против него ничего не имею, я просто не могу за едой слушать людоедские рассуждения. Он, конечно, дикий, но кроток, как ягненок. Он не способен никого обидеть.

- Ты уверен?

- Уверен.

- Хорошо. У тебя есть оружие. Я повторяю: Майк опасен. Охота на марсиан позволена в любой сезон. Бери пушку и выходи на него. За убийство тебя не посадят - могу гарантировать. Ну, давай!

- Джабл... на самом деле вы ведь не хотите этого.

- Не хочу. Потому что ты не можешь. Если бы попробовал, твой пистолет отправился бы вслед за моим. А если бы при этом ты напугал Майка и не дал ему сосредоточиться, то и сам бы туда отправился. Дюк, ты не понимаешь, с чем шутишь. Майк не кроток, как ягненок, но он и не дикарь. Это мы с тобой дикари... Ты держал дома змей?

- Гм... нет.

- А я в детстве держал. Однажды зимой во Флориде я поймал молодую змею. Я думал, что это кардинал. Ты их видел?

- Я не люблю змей.

- Еще один предрассудок. Большинство змей безопасны, очень полезны и красивы. За ними интересно наблюдать. Кардиналы - просто красавцы, красно-черно-желтые, гибкие. У них спокойный характер, с ними можно дружить. Мой новый друг меня, по-видимому, тоже любил. Я умел обращаться со змеями, знал, как их не пугать и не провоцировать на укус: укус даже неядовитой змеи удовольствия не доставляет. Детеныш кардинала был моим сокровищем. Я всюду с ним носился, всем показывал, держа его сзади за голову и позволяя ему обвиваться вокруг моего запястья. Как-то я показал свою коллекцию змей герпетологу зоопарка Тампа. Тот чуть не хлопнулся в обморок. Мой любимец не был кардиналом. Это была молодая коралловая змея - самая опасная в Северной Америке. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

- Что опасно держать змею дома? Я это и сам кому угодно скажу.

- Ради святого Петра! У меня были анаконды и гремучие змеи, а я до сих пор жив. Ядовитая змея не более опасна, чем заряженное ружье; но и с тем, и с другим нужно уметь обращаться. Та змея была опасной, потому что я не знал, чего от нее ждать. И если бы по своему невежеству я повел бы себя с ней неосторожно, она бы убила меня с той же легкостью, с какой бы кот на ее месте оцарапал. Поэтому я и хочу объяснить тебе, как следует вести себя с Майком. На вид Майк - обычный молодой человек, физически несколько недоразвитый, неловкий, исключительно невежественный, но сообразительный и готовый учиться. Но если он почувствует к тебе недоверие, то станет гораздо опаснее коралловой змеи, особенно, если ему покажется, что ты угрожаешь кому-либо из его братьев. Например, Джилл или мне.

Харшоу покачал головой:

- Дюк, если бы ты не удержался от желания дать мне по морде и тебя в этот момент увидел бы Майк - ты умер бы раньше, чем осознал свою смерть, а я не успел бы остановить Майка. Потом Майк стал бы извиняться, что уничтожил пищу, то есть, твое мясо. Но он не чувствовал бы вины в том, что убил: ты сам навязал ему необходимость тебя убить. А кроме того, Майк считает, что тебе все равно, жив ты или нет. Он верит, что душа бессмертна.

- Я тоже в это верю. Но...

- Неужели? - устало сказал Джабл. - Никогда бы не подумал.

- Я действительно верю. Да, я не часто хожу в церковь, но меня воспитали в твердой вере.

- Ладно. Хотя мне всегда было непонятно, как Господь позволил своим созданиям разбить единую Веру на праведные и неправедные, и почему он так дилетантски управляет миром. Если ты действительно веришь в бессмертие души, я больше не волнуюсь по поводу того, что твои предрассудки доведут твое же тело до смерти. Что прикажешь с ним делать: похоронить или кремировать?

- Джабл, прошу, прекратите меня дразнить.

- Я тебя не дразню. Если ты утверждаешь, что коралловая змея - это безобидный кардинал, я не могу гарантировать тебе долгую жизнь. Любая твоя ошибка может стать последней. Я могу лишь обещать, что не позволю Майку съесть твое тело.

Дюк даже рот открыл. Потом заговорил - гневно, сбивчиво, путано.

Харшоу слушал, затем прервал:

- Ладно, остынь. Делай, что хочешь. Я хочу посмотреть фильм. А-а, чертова машина!

Джабл склонился к проектору:

- Не нужно так сильно. Вот так... - Дюк поправил то, что напутал Харшоу, и вставил кассету.

Вопрос о том, работает ли Дюк на Харшоу или нет, больше не поднимался. Проектор был настольный, рассчитанный на твердую видеозвуковую четырехмиллиметровую пленку. На экране происходили события, предшествовавшие исчезновению бутылки. Джабл увидел, как она летит ему в голову и исчезает в мгновение ока.

- Энн будет рада, когда узнает, что фильм подтвердил ее слова. Дюк, повтори в замедленном темпе.

- О'кей! - Дюк отмотал кассету назад и объявил: - Пускаю в десять раз медленнее.

Кадры были те же самые, а так как замедленный звук ничего не давал, то Дюк отключил его. Бутылка выпорхнула из рук Джилл, поплыла по направлению к голове Харшоу и пропала, но не сразу, а постепенно, становясь все меньше и меньше, пока не исчезла совсем.

- Дюк, можно еще медленнее?

- Секундочку. Что-то случилось со стереоэффектом.

- Что именно?

- Черт его знает. При просмотре с нормальной скоростью все было в порядке. А при замедлении получилось искажение стереоэффекта: бутылка летела от нас, а казалось, что она летит вбок. Это могло произойти из-за внезапного смещения оптических осей камеры. Но камеру я не трогал. Может быть, испорчена кассета?

- Бог с ним, Дюк. Поставь другую кассету.

- Точно. Угол зрения будет другим и мы все увидим, даже если эта кассета испорчена. - Дюк сменил кассету. - Первую часть пустим быстро, а конец замедлим?

- Годится.

Когда Джилл взяла бутылку в руки, Дюк замедлил просмотр. Бутылка двинулась по направлению к Харшоу. Дюк выругался.

- Со второй камерой тоже что-то не в порядке.

- Да?

- Камера была установлена под таким углом, что бутылка должна была вылететь из кадра вбок, а она полетела вглубь. Вы видели?

- Да.

- Но этого не может быть! Одна и та же неисправность сразу в обеих камерах?

- Что значит "не может быть", если это есть?! Интересно, если бы вместо камер стояли радары, что бы они показали?

- Откуда я знаю? Нужно перебрать камеры.

- Не нужно.

- То есть как?

- Дюк, камеры исправны. Скажи, что перпендикулярно всему остальному?

- Я плохо разгадываю шарады.

- Это не шарада. Я мог бы отослать тебя к мистеру Квадратусу из Планиметрик-Сити, но я тебя пожалею. Так что же перпендикулярно всему на свете? Ответ: два тела - бутылка и пистолет.

- Что-то вы темните, босс...

- Я никогда еще не выражался яснее. Вместо того, чтобы искать неисправности в камерах, которые не показали тебе ожидаемого, постарайся поверить увиденному. Давай посмотрим остальные фильмы.

Ничего нового для себя Харшоу из этих фильмов не почерпнул. Пепельница, висящая под потолком, не попала в кадр, было заснято лишь ее неторопливое возвращение. Изображение пистолета было очень маленьким, но, насколько Харшоу разобрал, пистолет исчез, не перемещаясь в пространстве. Наводя пистолет на Смита, Харшоу крепко держал оружие, поэтому результатом он остался доволен, если здесь уместно слово "доволен".

- Дюк, мне нужны копии.

Дюк поколебался:

- Я еще не уволен?

- Черт возьми! Нет, но с условием, что ты будешь есть за общим столом. Постарайся отложить свои предрассудки и слушай.

- Слушаю.

- Когда Майк просил позволения съесть мое старое жилистое мясо, он оказывал мне величайшую из известных ему почестей. Да, по единственному ЕГО закону, это - честь! Майк всосал это, если можно так выразиться, с молоком матери. Он оказывал мне величайшее доверие и просил о величайшем одолжении. Ему все равно, что думают об этом в Канзасе; он мерит жизнь теми мерками, которые ему преподали на Марсе.

- По мне лучше канзасские.

- По мне тоже. Но ни ты, ни я, ни Майк не вольны в выборе. Нельзя перечеркнуть то, чему тебя учили в детстве. Пойми, наконец, что ты, если бы тебя воспитывали марсиане, относился бы к съедению себе подобных так же, как Майк.

- Не думаю, Джабл. Конечно, Майку не повезло, он воспитывался не в цивилизованном обществе. Но здесь другое, здесь - проявление инстинкта.

- Сам ты инстинкт! Дерьмо!

- Но это же инстинкт! Я не всосал с молоком матери, что нельзя быть людоедом. Я сам знал, что это - грех, страшный грех. Меня от одной мысли об этом тошнит. Это - чистый инстинкт.

- Дюк, - простонал Джабл, - так не бывает: ты разбираешься в сложнейших механизмах и не имеешь ни малейшего представления о том, как работает твое сердце или желудок. Твоей матери не было нужды говорить: "Не ешь своих друзей, сынок, это нехорошо". Ты впитал это убеждение из нашей культуры, как, впрочем, и я. Все эти анекдоты о каннибалах и миссионерах, сказки, мультики, фильмы ужасов - разве это инстинкт? В древности каннибализм присутствовал во всех ветвях человеческой расы. И твои, и мои предки были каннибалами.

- Ваши, наверняка, были.

- Дюк, ты, кажется, говорил мне, что в твоих жилах есть доля индейской крови.

- Ну да, одна восьмая. А что?

- Это значит, что и среди твоих предков были каннибалы, и тебя от твоих предков-каннибалов отделяет более короткий промежуток, чем меня от моих, потому что...

- Ты старый, лысый...

- Тихо! Ритуальный каннибализм был широко распространен в племенах коренного населения Америки - читай историю. Кроме того, будучи североамериканцами, мы можем иметь прадеда-конголезца - вот вам, пожалуйста, еще людоед. Если даже мы чистейшие англосаксы (что маловероятно: смешанные браки были, есть и будут), то это значит, что мы произошли от европейских, а не африканских или индейских людоедов. Все цивилизации проходили ступень людоедства. Дюк, глупо противопоставлять практику десятка поколений извечному инстинкту, по которому тысячи людей жили тысячи лет.

- Я не могу с вами спорить, Джабл, вы выворачиваете все мои слова наизнанку. Я останусь при своем мнении. Пусть мы произошли от дикарей, но сами-то мы - цивилизованные люди. По крайней мере - я.

Джабл улыбнулся.

- Из чего следует, что я - нет. Что ж, сынок, несмотря на то, что мои условные рефлексы не дадут мне жевать твое филе, несмотря на укоренившийся во мне предрассудок против такой возможности, я считаю табу на каннибализм величайшим изобретением человечества... именно потому, что мы - нецивилизованные люди.

- Что?

- Если бы у нас не было этого табу, настолько сильного, что ты считаешь его инстинктом, я бы насчитал не один десяток человек, которым нельзя доверять даже при нынешних ценах на мясо.

Дюк не сдержал улыбки.

- Я бы, к примеру, не рискнул бы пойти в гости к теще.

- А взять нашего южного соседа! Ты можешь поручиться, что мы не попали бы к нему в холодильник? А Майку я доверяю, потому что он - цивилизованный человек.

- Что?

- Ну, не цивилизованный человек, а цивилизованный марсианин, если тебе так понятнее. Я много говорил с Майком и знаю, что марсиане не жрут друг друга, как пауки. Они съедают тела своих умерших, которые мы обычно сжигаем или закапываем в землю. Это формализованный и глубоко религиозный обычай. Марсианина никогда не рубят на мясо против его воли. У марсиан нет понятия "убить". Житель Марса умирает тогда, когда он сам этого хочет, и когда его друзья и души умерших предков позволяют ему это сделать. Решив умереть, марсианин умирает так же легко, как мы с тобой закрываем глаза. Ему не нужны ни насилие, ни болезнь, ни лишнее снотворное. Вот он жив и здоров, а через секунду превращается в дух. Тогда его друзья съедают то, в чем он более не испытывает потребности, познавая его и воздавая честь его достоинствам. Дух присутствует при этом. Это своего рода обряд конфирмации, после которого дух приобретает статус Старшего Брата; как я это понимаю, - старейшины.

Дюк скорчил гримасу:

- Боже, какой пещерный обычай!

- Для Майка - это торжественная и даже радостная религиозная церемония.

Дюк фыркнул:

- Джабл, неужели вы верите в эти сказки? Это же людоедство плюс дичайшее суеверие.

- Я бы не рубил сплеча. Конечно, идею о Старших Братьях трудновато переварить, но Майк говорит об этом так, как мы говорим о дожде, прошедшем в последнюю среду. Кстати, к какой церкви ты принадлежишь?

Дюк ответил.

Джабл продолжал:

- Я так и думал. В Канзасе - это самое распространенное религиозное течение. Скажи, что ты чувствуешь, когда участвуешь в акте каннибализма, допущенном и освященном христианской церковью?

- Что вы имеете в виду? - Дюк вытаращил глаза.

Джабл торжествующе выпрямился:

- Ты был членом общины или только посещал воскресную школу?

- Я был членом общины. Я и сейчас им остался, хотя редко хожу в церковь.

- Я подумал, что, возможно, тебя к причастию не допускали... Но ты понял, что я имею в виду, если сразу перестал соображать. - Джабл поднялся. - Дюк, я не стану обсуждать разницу между ритуалами. Не буду тратить время и на то, чтобы тебя перевоспитывать. Говори: уходишь? Если да, то я тебя провожу. Если нет - будь любезен сидеть с нами, каннибалами, за одним столом.

Дюк, нахмурившись, подумал.

- Пожалуй, остаюсь.

- Помни: я ни за что не отвечаю. Ты просмотрел фильмы. Если у тебя не совсем пустая голова, ты должен понимать, насколько опасным может быть наш человек-марсианин.

- Я не так глуп, как вам кажется, Джабл. И не позволю Майку выжить меня отсюда.

Помолчав, Дюк добавил:

- Вы говорите, он опасен. Хорошо, я не буду его заводить. Он мне даже нравится.

- Все же ты недооцениваешь его, Дюк. Если ты испытываешь к нему дружеские чувства, лучшее, что ты можешь сделать, - это предложить ему стакан воды. Понимаешь? Стать его братом по воде.

- М-м-м... я подумаю.

- Помни, Дюк, все должно быть честно. Если Майк примет от тебя воду, значит он доверяет тебе и будет полностью доверять всегда. Поэтому, если ты не готов верить ему и защищать его во всех ситуациях, лучше не пей с ним воду. Здесь - или все, или ничего.

- Я понимаю. Потому и сказал, что подумаю.

- О'кей. Только не тяни: может быть поздно. Мне кажется, что очень скоро дела примут серьезный оборот.

14

Если верить Лемюэлю Гулливеру, то в Лапуте ни одна сколько-нибудь важная персона не могла ни с кем беседовать без помощи клименола (по-английски - хлопуши), задача которого состояла в том, чтобы хлопать по ушам или губам хозяина всякий раз, когда, по мнению слуги, хозяин хотел что-то сказать или услышать. С лапутянином-аристократом нельзя было поговорить без согласия его слуги-клименола.

Жители Марса не были знакомы с такой системой. Марсианские Старшие Братья испытывали в хлопушах такую же необходимость, как рыбы в зонтиках. Материальные марсиане могли бы держать хлопуш, но это противоречило стилю их жизни. Если марсианину требовалось несколько минут или лет на созерцание, он тратил именно столько, сколько ему было необходимо. Если в это время с ним хотел поговорить друг, то другу приходилось ждать. Впереди вечность - куда торопиться? У марсиан не существовало понятия "торопиться". Скорость, одновременность, ускорение и другие абстракции использовались в марсианской философии, но не в повседневной жизни.

И наоборот, поспешность человеческого существования не диктовалась рассчитанной по формуле потребностью во времени, а вытекала из сексуальной биполярности человеческого рода. На планете Земля постепенно развивалась система хлопушества. Было время, когда правители устраивали открытые приемы, во время которых подданные могли войти к королю без посредников. Остатки этого обычая сохранялись вплоть до двадцатого столетия. Умные градоначальники держали двери открытыми для последней ресторанной певички. Что-то подобное было зафиксировано в Первой и Одиннадцатой поправках к Конституции Соединенных Штатов, впоследствии поглощенных законами Всемирной Федерации.

Ко времени полета "Чемпиона" на Марс возможность прямого контакта с правителем (независимо от формы правления) окончательно отмерла. О ранге правителя можно было судить по количеству клименолов, ограждающих его от подданных. Клименолы назывались адъютантами, референтами, личными секретарями, пресс-секретарями, агентами по связям с общественностью - но все они были клименолами, потому что каждый из них по своему усмотрению устанавливал или обрывал контакт хозяина с внешним миром. Кроме официально назначенных хлопуш, существовали неофициальные, самозваные, использующие для хлопания личные отношения с Большим Человеком. Они назывались компаньонами по гольфу, лоббистами, важными государственными деятелями, родственниками. Эти неофициальные хлопуши, в свою очередь, окружали себя сетью официальных (уже вторичных) хлопуш и становились такими же недоступными, как сам Большой Человек. Вслед за вторичными официальными хлопушами вокруг первичных неофициальных хлопуш собирались вторичные неофициальные. Пробиться сквозь сложные, переплетающиеся сети хлопуш к более или менее значительному человеку было практически невозможно.

Доктор Джабл Харшоу, шутник-профессионал, диверсант-любитель и, наконец, сознательный бездельник, подобно марсианам, никогда не спешил. Сознавая, что жизнь коротка, и - в отличие от марсиан и канзасцев, - не веря в бессмертие души, он стремился каждое бесценное мгновение жизни прожить как вечность, без страха, без надежды, со смаком истинного сибарита. Для этого ему требовалось жилище, более вместительное, чем бочка Диогена, но менее просторное, чем дворец Кубла-хана. В собственности Харшоу было несколько акров земли, охраняемых электрическим забором, и дом из полутора десятков комнат со всеми удобствами и секретарями-домоправительницами. Харшоу прилагал необходимый минимум усилий, чтобы поддерживать в порядке дом и платить работникам (легче быть богатым, чем бедным), а в остальном жил в ленивой роскоши, делая только то, что ему было приятно.

Он чрезвычайно огорчался, когда обстоятельства вынуждали его спешить; в такие моменты он всегда бывал недоволен собой.

В тот день ему нужно было поговорить с Первым Министром планеты. Он знал, что система хлопуш не даст ему такой возможности. Сам Харшоу считал ниже своего достоинства окружать себя приличествующими его положению клименолами. Он лично отвечал на телефонные звонки, почти каждый из которых давал ему возможность кому-нибудь нагрубить за то, что звонящий без видимой причины (причины в понимании Харшоу) нарушал его уединение. Харшоу знал, что во Дворце Министров так не заведено и Генеральный Секретарь сам не отвечает на звонки. Но у Харшоу был многолетний опыт использования человеческих привычек в своих интересах, и после завтрака он бодро приступил к делу.

Его имя позволило ему пробиться сквозь первые ряды хлопуш. Он был достаточно важной персоной, чтобы его не отключали. Харшоу перебрасывали от одного секретаря к другому и, наконец, соединили с вежливым молодым человеком, который, казалось, готов был выслушать все, что скажет ему Харшоу, но никак не хотел соединять с Генеральным Секретарем.

Харшоу понимал, что легко может спровоцировать эту компанию на действия, стоит лишь сказать, что Человек с Марса живет у него. Но он не был уверен в том, что конечный результат в этом случае будет удовлетворительным. Харшоу предвидел также, что упоминание о Смите лишит его всяких шансов добраться до Дугласа, а действовать начнут подчиненные Генерального Секретаря. Это было нежелательно. Ставкой в начатой Джаблом игре являлась жизнь Бена Кэкстона, поэтому рисковать было нельзя.

В конце концов терпение Харшоу иссякло.

- Молодой человек, если мое дело не в вашей компетенции, позовите к телефону кого-нибудь более компетентного! Соедините меня с мистером Берквистом!

Улыбка мгновенно испарилась с лица чиновника, и Харшоу злорадно подумал, что, наконец, сумел уколоть эту лису. Он продолжал напирать:

- Не сидите, как пришитый! Вызовите по внутреннему телефону Джила Берквиста и скажите ему, что на связи его ждет Джабл Харшоу.

Чиновник произнес деревянным голосом:

- Мистера Берквиста здесь нет.

- Значит найдите его. Если вы лично не знаете Джилберта Берквиста, спросите вашего начальника, кто это такой и где его найти! Он личный помощник Генерального Секретаря. Если вы работаете во Дворце, вы должны были его видеть. Тридцать пять лет, шесть футов ростом, сто восемьдесят фунтов весом, волосы светлые, на макушке редкие, все время улыбается, зубы отличные. Если вы боитесь к нему обратиться, попросите вашего шефа. Довольно грызть ногти, действуйте!

Молодой человек сказал:

- Не прерывайте связь. Я все узнаю.

- Хорошо, я жду.

Изображение чиновника исчезло, появилась нейтральная заставка. Зазвучал голос:

- Пожалуйста, подождите. Время ожидания оплачивается нашей стороной. Используйте паузу, чтобы расслабиться.

Послышалась спокойная музыка; Джабл откинулся на спинку стула и огляделся. Энн читала, сидя вне поля зрения видеотелефона. Человек с Марса, также не попадающий в обзор камеры, смотрел по стереовидению новости, используя наушники, чтобы не мешать разговору.

Джабл подумал, что пора вернуть этот мерзкий ящик в подвал.

- Что слушаешь, сынок? - спросил Джабл, потянулся к стереовизору и включил звук.

- Не знаю, - ответил Майк.

Опасения Джабла подтвердились: Майк смотрел фостеритскую программу. Пастырь читал церковные новости:

-...молодежная команда "Вера-в-Действии" вам продемонстрирует... Приходите, посмотрите, как от их соперников полетят пух и перья! Тренер команды, брат Хорнсби, просил передать вам, что нужно взять с собой только шлемы, перчатки и трости. В этот раз охоты на грешников не будет. Но на случай чрезмерного рвения с вашей стороны на посту будет команда "Юный Херувим" с аптечками первой помощи. - Пастырь сделал паузу и широко улыбнулся. - А теперь дети мои, чудесная новость! Послание ангела Рамзая к брату Артуру Ренвику и его доброй жене Доротее. Ваша молитва услышана: вы будете призваны на небеса в четверг на рассвете! Арт, встань, Дотти, встань. Поклонитесь!

Камера переместилась на конгрегацию, особо выделив брата и сестру Ренвик. Раздались бурные аплодисменты и крики "Аллилуйя! ". Брат Ренвик ответил на них боксерским приветствием, а сестра Ренвик улыбнулась, покраснела и прослезилась.

Камера вернулась к пастырю, призывавшему публику к тишине. Все замолчали. Пастырь продолжал:

- Церемония "Bon Voyage" [Bon Voyage - счастливого пути (франц.) ] начнется в полночь; двери в это время должны быть закрыты. Поэтому приходите пораньше, и пусть эта церемония будет самым счастливым праздником в нашей жизни! Мы гордимся Артом и Дотти. Похоронная церемония состоится через полчаса после восхода солнца. Вслед за этим - завтрак для тех, кому рано на работу.

Тут пастырь напустил на себя суровый вид, и камера поехала на него, так что лицо фостерита заняло весь экран.

- После прошлой церемонии "Bon Voyage" в одной из комнат Счастья была найдена пустая бутылка из-под зелья, приготовляемого грешниками. Это дело прошлое; брат, совершивший ошибку, покаялся и понес наказание, отказавшись от обычной денежной скидки. Я уверен, что он больше не собьется с пути. Обращаюсь ко всем остальным: дети мои, подумайте, стоит ли рисковать вечным счастьем ради мизерного мирского удовольствия? Добивайтесь священной печати одобрения, с которой вам улыбнется епископ Дигби. Не позволяйте грешникам осквернять ваши помыслы. Брат Арт, мне неловко говорить об этом сейчас...

- Ничего, пастырь, говорите.

-...в такой счастливый день. Но мы не должны забывать...

Харшоу выключил стереовизор.

- Майк, это тебе не нужно.

- Не нужно?

- М-м-м... ("Рано или поздно парню придется с чем-то подобным столкнуться".) Ладно, смотри. Потом обязательно обсудим.

- Хорошо, Джабл.

Харшоу собирался напомнить Майку, что не следует буквально понимать услышанное, но тут музыка по фону прекратилась, на экране появилось изображение человека лет сорока, которого Харшоу определил как полицейского.

- Вы не Берквист, - задиристо заявил Джабл.

- Зачем вам нужен Джилберт Берквист?

Джабл подчеркнуто терпеливо ответил:

- Я хочу с ним поговорить. Послушайте, любезный, вы государственный служащий?

Тот поколебался:

- Да. Вы должны...

- Я ничего не должен! Я - гражданин Федерации, я плачу налоги, которые идут вам на зарплату. Все утро я пытаюсь позвонить нужному человеку, а меня водят за нос разные попугаи, живущие за счет моих налогов. А теперь еще вы! Назовите мне ваше имя, должность и табельный номер. И соедините меня с мистером Берквистом.

- Вы не ответили на мой вопрос.

- Вот еще! Я не обязан вам отвечать, я - частное лицо. А вы - нет; вопрос же, который я вам задал, любое частное лицо имеет право задать любому государственному служащему. Вспомните дело О'Келли против штата Калифорния, 1972 год. Я требую, чтобы вы назвали себя: имя, должность, номер в табеле.

Человек ответил без выражения:

- Вы - доктор Джабл Харшоу, звоните из...

- Боже! Вы так долго это выясняли? Это идиотизм. Мой адрес есть в любой библиотеке, в любой почтовой конторе. Меня все знают. Все, кто умеет читать. Вы что, читать не умеете?

- Доктор Харшоу, я - офицер полиции. Мне требуется ваша помощь. Скажите, зачем...

- Как вам не стыдно, сэр! Я юрист! Полиция имеет право приглашать частное лицо к сотрудничеству только при исключительных обстоятельствах. Например, во время преследования преступника. И даже в этом случае полицейский должен предъявить удостоверение личности. Разве мы с вами преследуем преступника? А как вы собираетесь показывать удостоверение? Прыгнете ко мне через экран? Далее, гражданина можно привлечь к сотрудничеству с полицией в разумных пределах в ходе расследования...

- Мы ведем расследование.

- Опять-таки, сэр, вы должны сначала представиться, сообщить о ваших намерениях, а если я того потребую, процитировать кодекс и доказать мне, что необходимость привлечения меня к сотрудничеству действительно существует. Вы ничего этого не сделали. Я хочу говорить с мистером Берквистом.

У полицейского заиграли на скулах желваки, но он ответил:

- Я - капитан Хейнрик из Бюро Особой Службы. Доказательством этому служит то, что я с вами говорю. Тем не менее... - Он вынул из кармана документ, раскрыл его и ткнул в глаз видеотелефона.

Харшоу скользнул по документу взглядом.

- Очень хорошо, капитан, - прорычал он. - Теперь будьте любезны объяснить мне, почему вы не даете мне поговорить с мистером Берквистом?

- Мистера Берквиста нет.

- Почему вы не сказали об этом сразу? Соедините меня с кем-нибудь, равным ему по рангу. Я имею в виду с кем-нибудь, кто, как и Берквист, имеет прямой контакт с Генеральным Секретарем. Мне не нужны младшие помощники, которые даже высморкаться без разрешения свыше не смеют. Если нет Джила, соедините меня с другим серьезным человеком.

- Но вы же хотели поговорить с Генеральным Секретарем?

- Именно!

- Отлично. Вы можете объяснить, какое у вас дело к Генеральному Секретарю?

- Но могу и не объяснять. Вы что, конфиденциальный секретарь Генерального Секретаря? Вам позволено знать его секреты?

- Это к делу не относится.

- Как раз относится. Как офицер полиции, вы должны знать это лучше меня. Я объясню суть дела человеку, у которого не будет никаких записывающих устройств и с условием, что мне дадут возможность переговорить с Генеральным Секретарем. Вы уверены, что нельзя позвать мистера Берквиста?

- Абсолютно.

- Должны же быть равные ему по рангу!

- Если ваше дело так секретно, зачем вы звоните по телефону?

- Мой добрый капитан, если вы проследили мой звонок, то вы должны знать, что по моему телефону можно вести сверхсекретные разговоры.

Офицер Особой Службы пропустил последнее замечание мимо ушей.

- Доктор, не ставьте мне условий, - ответил он. - Пока вы не объясните, о чем вы хотите говорить с Генеральным Секретарем, мы не двинемся с места. Если вы позвоните еще раз, ваш звонок будет переадресован мне. Позвоните сто раз подряд или через месяц - результат будет таким же. До тех пор, пока вы не согласитесь с нами сотрудничать.

Джабл радостно улыбнулся.

- В этом уже нет необходимости. Вы сообщили мне - неосознанно, а может, и сознательно - то, что мне необходимо было знать, чтобы начать действовать... Или не начинать? Могу подождать до вечера. Да, пароль меняется. Слово "Берквист" уже не работает.

- Что вы имеете в виду?

- Капитан, дорогой, не надо! Не по телефону... Вы ведь знаете или должны были бы знать, что я - главный мозгополоскатель страны?

- Повторите, не понял.

- Как? Вы не в курсе, что такое аллегория? Боже, чему учат детей в школах? Можете играть в свои карты дальше. Вы мне больше не нужны.

Харшоу отключился, поставил телефон на десять минут на отказ, вышел к бассейну; велел Энн держать форму Свидетеля наготове, Майку - оставаться в пределах досягаемости, Мириам - отвечать на звонки. И уселся отдыхать.

Он был вполне доволен собой. Он не надеялся, что ему с первой попытки удастся соединиться с Генеральным Секретарем. Разведка боем дала кое-какие результаты, и Харшоу ждал, что его стычка с капитаном Хейнриком повлечет за собой звонок из высших сфер.

Если и не повлечет, то обмен любезностями с капитаном сам по себе является наградой. Харшоу придерживался мнения, что есть носы, созданные специально для того, чтобы по ним щелкали. Это укрепляет всеобщее благоденствие, уменьшает извечную наглость чиновников и улучшает их породу. Харшоу сразу понял - у Хейнрика именно такой нос.

Но сколько еще ждать?.. А тут новая неприятность: ушел Дюк. Ушел на день, на неделю, или навсегда? Джабл не знал. Вчера за обедом Дюк был, а сегодня за завтраком не появился. Больше ничего достойного внимания в доме Харшоу не произошло. Отсутствие Дюка никого не огорчило.

Джабл взглянул на противоположную сторону бассейна, проследил, как Майк пытается повторить за Доркас прыжок в воду, и поймал себя на том, что намеренно не спрашивал у Майка, где может быть Дюк. Он боялся спросить у волка, что случилось с ягненком. Волк мог и ответить.

Однако слабости следует преодолевать.

- Майк! Иди сюда!

- Иду, Джабл. - Майк вылез из воды и потрусил, как щенок к хозяину.

Харшоу оглядел его и подумал, что сейчас он весит фунтов на двадцать больше, чем в день приезда: нарастил мускулы.

- Майк, ты не знаешь, где Дюк?

- Нет, Джабл.

Нет - и ладно: врать парень не умеет. Хотя стоп: он, как компьютер, отвечает только на тот вопрос, который ему задают. Когда его спросили, где бутылка, он тоже сказал, что не знает.

- Майк, когда ты его в последний раз видел?

- Он поднимался по лестнице, а мы с Джилл спускались. Это было утром, когда готовят завтрак. - Тут Майк с гордостью добавил: - Я помогал Джилл готовить.

- И больше ты Дюка не видел?

- Больше я Дюка не видел. Я жарил гренки.

- Что ты говоришь? Из тебя выйдет отличный муж для какой-нибудь девчонки, если ты не будешь осторожен.

- О, я очень осторожно жарил!

- Джабл!

- Слушаю, Энн.

- Дюк поел на кухне до общего завтрака и умотал в город. Я думала, вы знаете.

- Гм-м, - протянул Джабл, - я полагал, он поедет после ленча.

У него словно гора с плеч упала. Не то чтобы Дюк для него многое значил - нет, конечно, Харшоу никогда и никому не позволял стать значительным в его глазах. И все-таки хорошо, что Дюк ушел от греха подальше.

Какой закон нарушается, если человека развернуть перпендикулярно всему на свете, то есть отправить в другое измерение?

Это не будет убийством, потому что для Майка это средство самозащиты или защиты ближнего, например, Джилл. Пожалуй, подойдут пенсильванские законы о колдовстве. Интересно, как может быть сформулировано обвинение? Гражданское право вряд ли подойдет - за нарушение общественного порядка Майка не привлечешь. Похоже, нужно разрабатывать для него особый закон. Майк уже поколебал основы медицины и физики, хотя ни медики, ни физики этого не заметили.

Харшоу вспомнил, какой трагедией для многих ученых стала теория относительности. Не в силах ее усвоить, они сошли со сцены навсегда. Несгибаемая старая гвардия вымерла, уступив место молодым гибким умам.

Дедушка рассказывал, что то же самое произошло в медицине, когда Пастер сформулировал основы микробиологии. Старые врачи сходили в могилу с проклятиями в адрес Пастера, но не утруждали себя изучением явлений, которые с точки зрения их здравого смысла были невозможными.

Майк, по всей видимости, наделает больше шума, чем Пастер и Эйнштейн вместе взятые. Кстати о шуме:

- Ларри! Где Ларри?

- Здесь, босс, - послышалось в рупоре за спиной, - в мастерской.

- Сигнализатор тревоги у тебя?

- Да. Я с ним сплю, как вы сказали.

- Вылезай наверх и отдай его Энн. Энн, держи его вместе со свидетельской формой.

Энн кивнула. Ларри ответил:

- Хорошо, босс, иду. Уже пошел.

Джабл заметил, что Человек с Марса до сих пор стоит рядом, неподвижный, как изваяние. Скульптура? Харшоу покопался в памяти. "Давид" Микеланджело. Полудетские ноги и руки, безмятежное чувственное лицо и длинные спутанные волосы...

- Майк, ты свободен.

- Да, Джабл.

Он все не уходил. Джабл спросил:

- Тебя что-то беспокоит, сынок?

- Ты сказал, мы должны обязательно поговорить о том, что я видел в чертовом ящике.

- Ах, да, - Джабл вспомнил фостеритскую передачу и поморщился. - Только не говори "чертов ящик": это приемник стереовидения.

Майк удивился:

- Не "чертов ящик"? Ты сам его так называл!

- Да, это на самом деле чертов ящик, но ты должен называть его "приемник стереовидения".

- Я буду называть его "приемник стереовидения", но зачем? Я не понимаю.

Харшоу вздохнул. Он устал воспитывать Майка. В каждой беседе с Майком Харшоу обнаруживал, что человеческое поведение часто нельзя объяснить логически. Когда же Джабл пытался это сделать, он лишь попусту тратил время и силы.

- Я и сам не понимаю, Майк. Так хочет Джилл.

- Так хочет Джилл? Хорошо, Джабл.

- Теперь расскажи мне, что ты видел, слышал и что понял из этого.

Майк пересказал все, что было передано по стереовизору, все до последнего слова, даже рекламные врезки. Он почти закончил энциклопедию, а, следовательно, читал статьи "Религия", "Христианство", "Ислам", "Иудаизм", "Буддизм", "Конфуцианство" и многие другие, с ними связанные. Ничего из прочитанного он не понял. Сейчас Джабл выяснил, что:

а) Майк не заметил, что фостеритское действо носило религиозный характер;

б) Майк помнил все, что в энциклопедии сказано о религиях, но ничего не понимал и оставил эту информацию для дальнейшего осмысления;

в) Майк имел весьма туманное представление о том, что такое религия, хотя знал девять словарных толкований этого понятия;

г) в марсианском языке не было слов, на которые можно было бы перевести хотя бы одно из этих толкований;

д) обычаи, которые Джабл описал Дюку как религиозные, для Майка таковыми не являлись, а были скорее бытовыми, как для Джабла покупка овощей;

е) в марсианском языке понятия "религия", "философия", "наука" не существуют по отдельности, а так как Майк думает по-марсиански, для него они также неразделимы - это то, что преподают Старшие Братья.

Майк не знал, что такое гипотеза и исследование. Он мог получить ответ на любой вопрос от Старших Братьев, всеведущих и непогрешимых как в метеорологии, так и в космической теологии. (Когда Майк услышал прогноз погоды, он решил, что это послание от земных Старших Братьев к живым землянам. Подобным же образом он относился и к Британской энциклопедии). И наконец, что было хуже всего, Майк расценил передачу как объявление о предстоящей дематериализации двоих людей и последующем их присоединении к армии Старших Братьев. Майк страшно волновался. Правильно ли он понял? Майк знал, что его английский оставляет желать лучшего и поэтому он не всегда правильно понимает людей. Он еще только яйцо. Но правильно ли он понял это? Майк ждал встречи с человеческими Старшими Братьями, у него было так много вопросов к ним. Может быть, уже можно? Или нужно узнать еще что-то, прежде чем он будет готов с ними говорить?

Джабла спас сигнал к ленчу. Доркас принесла сэндвичи и кофе. Джабл ел молча, и это было вполне понятно Смиту: Старшие Братья учили, что еда - время для размышлений. Джабл, как мог, растягивал это время, проклиная себя за то, что позволил парню смотреть стерео. Правда, мальчик все равно столкнулся бы с религией, если ему предстоит провести остаток жизни на этой сумасшедшей планете. И все же было бы лучше, если бы это произошло позже, когда Майк привыкнет к нелогичности человеческого поведения. И как было бы хорошо, если бы он увидел первыми не фостеритов!

Убежденный агностик, Джабл все религии - от тотемизма до самых интеллектуальных - ставил на одну доску. Но эмоционально некоторые религии были ему симпатичны, а некоторые - отвратительны. При упоминании о Церкви Нового Откровения у него волосы вставали дыбом. Фостеритские претензии на прямой контакт с Небом, их нетерпимость, обряды, напоминающие футбольные матчи или торги, - все это угнетало Харшоу. Если людям так уж необходимо ходить в церковь, почему не пойти в приличную церковь - католическую или квакерскую? Если Бог существует (в этом вопросе Джабл предпочитал сохранять нейтралитет) и если он хочет, чтобы его почитали (это Джабл полагал маловероятным, но, признавая свое невежество, допускал такую возможность), - то как Он, создатель Вселенной, может принимать почести в таком идиотском виде?

Джаблу приходилось призывать всю свою терпимость, чтобы допустить, что фостериты владеют Истиной, исключительной Истиной и только Истиной. Вселенная - величайшая глупость... мягко говоря. Но как это объяснить? Согласиться с тем, что абстрактное нечто по чистой случайности оказалось атомами, которые чисто случайно сгруппировались таким образом, что друг против друга уселись Человек с Марса и мешок дерьма, который называется Джаблом?

Нет, он не может проглотить теорию чистой случайности, популярную среди людей, называющих себя учеными. Случайность не является объяснением Вселенной, случайности не достаточно для объяснения случайных событий. Сосуд не может вмещать сам себя.

Что дальше? Скальпелем Оккама [в соответствии с принципом "Скальпеля Оккама" (англ. философ-схоласт XIV в.) понятия, не сводимые к интуитивному и опытному знанию, должны удалиться из науки] не вырезать первичную проблему: природу божественного разума. Есть ли основания для того, чтобы предпочесть одну гипотезу другой? Нет, если ты не разбираешься в проблеме. Джабл признал, что за всю свою долгую жизнь так и не разобрался в главных проблемах Вселенной.

Может быть, фостериты и правы.

В таком случае, как быть с его эстетическим вкусом и чувством собственного достоинства? Если фостериты захватили монополию на Истину, если Небо открыто только им, то он, Джабл Харшоу, джентльмен, предпочтет Истине вечное проклятие, обещанное грешникам, отвергающим Новое Откровение. Ему не дано видеть лицо Бога, зато он видит его наместников на Земле - этого фостериты не учли!

А Майк почти созрел, чтобы идти за ними. Это их восшествие на небеса в определенное время очень похоже на добровольную дематериализацию, которая практикуется на Марсе. Джабл подозревал, что для фостеритской практики скорее подойдет термин "убийство", но средства массовой информации на это намекали очень редко, а доказать что-либо еще никому не удалось. Первым на Небо отправился сам Фостер; он умер в заранее назначенное время. С тех пор восшествие считается у его последователей особой честью. Уже давно коронеры не отваживаются проводить расследования случаев смерти фостеритов. Впрочем, Джаблу все равно, и даже наоборот: хороший фостерит - мертвый фостерит.

Но как трудно будет это объяснить...

Нет смысла тянуть - лишняя чашка кофе не спасет.

- Майк, кто сотворил мир?

- Прошу прощения?

- Посмотри вокруг себя. Все, что видишь: Марс, звезды, ты, я, все остальные. Старшие Братья не говорили тебе, кто все это сделал?

- Нет, Джабл, - удивился Майк.

- А ты никогда не задавался этим вопросом? Откуда взялось Солнце? Кто повесил звезды на небо? Кто все начал? Все: весь мир, Вселенную, которая жила, жила и дожила до нас, до нашего разговора?

Тут Джабл сам себе удивился. Он хотел начать разговор с позиций агностицизма, а заговорил, как хорошо вышколенный честный адвокат. Он против своей воли говорил в пользу верований, которых не разделял, но которых придерживалось большинство людей. Ну да, как же иначе? Он человек и отстаивает убеждения человеческого племени в борьбе против... чего? Точки зрения, не свойственной людям?

- Как Старшие Братья отвечают на такие вопросы?

- Джабл, я не понимаю, почему это вопросы?.. Извини.

- А я не понимаю твоего ответа.

Майк помолчал.

- Я постараюсь... слова неправильные... "повесил", "сотворил". Мир нельзя сотворить. Мир был. Мир есть. Мир будет...

- Ты хочешь сказать, что мир бесконечен и неизменен: как было вначале, так будет всегда - без конца?

Майк радостно улыбнулся.

- Ты понял!

- Я не понял, - пробурчал Харшоу, - я цитирую... м-м-м... одного из наших Старших Братьев.

Харшоу решил испытать другой подход. Идею Бога-Создателя, как ни бейся, Майк не воспримет. Джабл и сам не мог ее как следует воспринять. В молодости он договорился сам с собой: по четным дням считать Вселенную сотворенной Богом, а по нечетным - вечной и неизменной, так как у каждой из этих идей были свои плюсы и минусы. 29 февраля он отвел для отдыха от обеих идей - для хаоса солипсизма в душе и сознании. Составив себе такое расписание, Харшоу вот уж более полувека не задавался неразрешимыми вопросами.

Джабл решил объяснить понятие религии в широком смысле, а к идее Бога вернуться позже.

Майк был согласен с тем, что знание приходит разными порциями: от маленьких кусочков, которые под силу птенцу, до огромных массивов, которые может одолеть только Старший Брат. Однако дальше дело не пошло: Джаблу не удалось провести границу между "большим знанием" и "маленьким". Некоторые вопросы религии, которые можно было бы квалифицировать как "большое знание" не были для Майка вопросами (сотворение мира), другие были "маленькими вопросами" (жизнь после смерти).

Джабл отказался от этого подхода и перешел к факту одновременного существования многих религий. Он сказал, что у людей существует много путей получения "больших знаний" и каждый путь дает свои ответы на главные вопросы; и люди, идущие по какому-либо пути, лишь его считают истинным.

- Что такое Истина? - спросил Майк.

- ("Что есть Истина? - спросил прокурор и умыл руки". Мне бы так). Истина, Майк, - это правильный ответ. Скажи, сколько у меня рук?

- Две руки, - ответил Майк и тут же уточнил: - Я вижу две руки.

Энн оторвалась от чтения:

- За полтора месяца из него вышел бы отменный Беспристрастный Свидетель.

- Тихо, Энн! Не сбивай, я сам собьюсь. Майк, ты правильно сказал. У меня две руки. Твой ответ был истинным. А если бы ты сказал, что у меня семь рук?

Майк забеспокоился:

- Не понимаю, как такое можно сказать.

- Я и не рассчитывал, что ты это скажешь. А если бы сказал, то сказал бы неправильно. Твой ответ не был бы истинным. Так вот, слушай внимательно, Майк. Каждая религия утверждает, что только она истинна, только она говорит правду. Но если одна религия скажет: две руки, то другая на тот же вопрос ответит: семь рук. На один и тот же вопрос фостериты говорят одно, буддисты - другое, мусульмане - третье; сколько религий - столько разных ответов.

Майк соображал изо всех сил:

- И все ответы правильные? Джабл, я не понимаю.

- Я тоже.

Человек с Марса снова забеспокоился, потом вдруг радостно улыбнулся:

- Я попрошу фостеритов поговорить с вашими Старшими Братьями, и тогда мы все узнаем и поймем. Как я могу это сделать?

Через несколько минут Джабл со стыдом вспомнил, что пообещал Майку встретиться с каким-нибудь фостеритским пастырем. Он никак не мог разубедить Майка в том, что фостериты общаются с земными Старшими Братьями. Камнем преткновения было то, что Майк не знал, что такое ложь. Он запомнил определения лжи и фальши, но был далек от их понимания. ("Говорить неправильно" можно только случайно). Поэтому Майк принял фостеритский балаган за чистую монету.

Джабл пытался объяснить Майку, что каждая религия претендует на то, что ей известен тот или иной способ общения со Старшими Братьями, но каждая религия дает свой ответ на один и тот же вопрос.

Майк сдерживал нетерпение:

- Брат мой Джабл! Я стараюсь, но не могу понять, как можно говорить разную правду. Моему народу Старшие Братья говорят всегда одну правду. Ваш народ...

- Стоп!

- Прошу прощения?

- Ты сказал "мой народ", имея в виду марсиан. Майк, ты не марсианин, ты человек.

- Что такое человек?

Джабл застонал. Конечно, можно было бы отослать Майка к словарю. Однако Майк никогда не задавал вопрос ради вопроса. Если уж он что-то спрашивал, значит, хотел получить информацию и рассчитывал, что Джабл в состоянии ему эту информацию дать.

- Я человек, ты человек, Ларри - человек.

- А Энн не человек?

- Гм... Энн - человек женского пола. Она женщина.

("Спасибо, Джабл". - "Заткнись, Энн! ")

- А ребенок - человек? Я видел детей в чертовом... по стереовидению. Ребенок не похож на Энн, Энн не похожа на тебя, а ты не похож на на меня... Ребенок - это птенец человека?

- Да, ребенок - это птенец.

- Джабл, мне кажется, я понял, что мой народ - "марсиане" - люди. Не по форме. Человек не форма. Человек - это вникновение. Я правильно говорю?

"Хватит философии, - подумал Джабл. - До чего-то мы еще договоримся? Что такое человек? Ощипанное двуногое существо? Образ и подобие Бога? Или печальный результат "выживания сильнейших", рождающихся лишь для того, чтобы выплатить налоги и умереть? Марсиане, по-видимому, победили смерть, у них нет денег, собственности, стало быть, и налогов они не платят.

Мальчик прав: форма не главное в человеке: ведь форма бутылки не влияет на качество вина. Человека можно даже вылить из его бутылки, как того беднягу, которого русские "спасли", поместив его мозг в стеклянную банку и опутав ее проводами, как телефонную станцию. Здорово они пошутили! Интересно, тот парень оценил их юмор?

Чем же, с точки зрения марсиан, человек отличается от других животных? Можно ли удивить достижениями техники народ, владеющий тайной левитации? Кому марсиане присудят первый приз: Асуанской плотине или коралловому атоллу? Напереть на сознание? А кто докажет, что синие киты или секвойи не имеют сознания и не умеют сочинять стихи?

Есть поприще, на котором человека никто не превзошел: человек проявил чудеса изобретательности, выдумывая способы убийства, порабощения, закабаления и отравления жизни себе подобных. Человек - это злобная насмешка над самим собой".

- Человек - это животное, которое смеется, - сказал в конце концов Джабл.

Майк подумал.

- Тогда я не человек, - сказал он.

- Почему?

- Я не умею смеяться. Я слышал смех, он пугал меня. Потом я понял, что это не страшно. Я пытался научиться. - Майк запрокинул голову и издал звук, похожий на скрипучий кашель.

- Перестань. - Джабл закрыл ладонями уши.

- Вот видишь, - печально заключил Майк, - я не умею правильно смеяться, значит, я не человек.

- Постой, сынок, ты просто еще не научился. И никогда не научишься, если будешь просто копировать других. Ты засмеешься, я тебе обещаю. Поживешь с нами, посмотришь, какие мы смешные, - и засмеешься.

- Правда?

- Правда. Не волнуйся, все придет само собой. Даже марсианин засмеется, когда поймет, что мы такое.

- Я подожду, - умиротворенно согласился Майк.

- А пока ты ждешь, не сомневайся, что ты человек. Человек, рожденный женщиной самому себе на беду. Ты когда-нибудь поймешь это во всей полноте и засмеешься, потому что человек - это животное, которое смеется над собой. Вполне возможно, что твои марсианские друзья тоже люди в этом смысле слова.

- Да, Джабл.

Харшоу решил, что беседа окончена, и почувствовал облегчение. Такого смущения он не испытывал давно - с того дня, когда отец - непоправимо поздно - стал объяснять ему, как живут и рождаются птицы, пчелы, цветы. Но Человек с Марса не уходил.

- Брат мой Джабл, - заговорил он, - ты спрашивал меня, кто сотворил мир, а у меня не было слов, потому что я неправильно понял тебя. Я не знал, что это вопрос. Я искал слово.

- Ну?

- Ты сказал: Бог сотворил мир.

- Нет, нет! - запротестовал Харшоу. - Так сказал не я. Так говорят религии. Я сказал, что сам не пойму всей глубины того, что принято обозначать словом "Бог".

- Да, Джабл, - подтвердил Майк. - Правильное слово - "Бог". Ты понял.

- Я должен признаться, что не понял.

- Понял, - настаивал Смит. - Я объясняю. У меня не было слова. Ты понимаешь, Энн понимает, я понимаю, трава под ногами понимает и радуется. У меня не было слова. Теперь оно есть. Это слово - "Бог".

- Дальше.

- Ты есть Бог. - Майк торжественно ткнул пальцем в Харшоу.

Джабл закрыл лицо руками.

- Господи, что я наделал! Майк, ты перепутал! Ты меня не понял! Забудь все, что я сказал. Завтра начнем сначала.

- Ты есть Бог, - повторил Майк невозмутимо. - Бог - тот, кто умеет вникать. Энн есть Бог, я есть Бог. Счастливая трава - тоже Бог. Джилл понимает красоту - Джилл тоже Бог. Все, что умеет думать и творить, - он защебетал что-то по-марсиански и улыбнулся.

- Умница, Майк. Подожди минутку. Энн, ты слушала?

- Слушала, босс.

- Запиши. И дальше будешь записывать. Я должен над этим поработать. - Тут Джабл взглянул на небо. - О, Господи! Генеральный Штаб и вся королевская рать! Энн, настрой сигнализатор на сигнал "человек погиб" и держи палец на кнопке. Может, они не сюда.

Харшоу снова взглянул на небо, по которому с юга летели две машины.

- Боюсь, что все-таки к нам, Майк! Прячься в бассейн, на самую глубину. И сиди тихо, не выходи, пока за тобой не придет Джилл.

- Да, Джабл.

- Ну, давай, живо!

- Да, Джабл!

Майк побежал к бассейну, прыгнул в воду и исчез. Прыгал он, старательно вытягивая ноги.

- Джилл! - закричал Джабл. - Прыгай в воду - и на берег! Ларри, ты тоже! Я хочу, чтобы было непонятно, сколько человек плавает в бассейне. Доркас! Выйди на берег и опять нырни! Энн!.. Нет, у тебя сигнализатор.

- Я надену плащ и выйду к бассейну, босс. Может, поставить задержку сигнала?

- Да, на тридцать секунд. Плащ наденешь, если они приземлятся. Не хочу заранее паниковать. - Он приставил ладонь козырьком ко лбу. - Одна собралась садиться. Здоровенная, как экскаватор. Черт побери, я думал, они начнут с переговоров.

Одна из машин зависла и стала искать в саду место для посадки. Вторая тем временем кружила над усадьбой на малой высоте. Машины были большие, рассчитанные на отделение солдат. На бортах можно было различить знаки Федерации - стилизованные изображения Земли.

Энн надела плащ, взяла сигнализатор и выпрямилась, держа палец на кнопке. Приземлилась первая машина, ее борт открылся, и Джабл, воинственный, как петух, бросился навстречу непрошенным гостям. Из машины вышел человек.

- Снимите вашу бочку с моих роз! - зарычал на него Джабл.

- Джабл Харшоу? - спросил человек.

- Велите вашим ослам поднять этот мусоровоз в воздух и отогнать его прочь из сада, в поле! Энн!

- Иду, босс.

- Джабл Харшоу, у меня есть ордер на ваш арест!

- Да пусть у вас будет ордер на арест хоть самого короля Англии! Уберите ваш металлолом с моих цветов. А потом я возбужу против вас дело. - Тут Джабл взглянул на человека и узнал его. - Так это вы! Хейнрик, вы родились дураком или вас в детстве плохо учили? И когда этот шакал в форме научится летать?

- Ознакомьтесь, пожалуйста, с ордером, - терпеливо проговорил капитан Хейнрик. - Затем...

- Ваша телега уберется, наконец, с моих клумб? Я потребую возмещения ущерба, и вы до конца жизни не расплатитесь!

Хейнрик заколебался.

- Ну! - завопил Джабл. - И пусть ваши олухи возьмут ноги в руки! Вон тот идиот с лошадиными зубами наступил на "Элизабет Хьюит"!

Хейнрик обернулся к своим людям.

- Эй, там, осторожнее с цветами! Пескин, не топчите куст! Роджерс, поднимите машину в воздух и выведите ее из сада. - Он вновь обратился к Харшоу: - Вы удовлетворены?

- Машина еще не поднялась, ущерб пока не возмещен. Предъявите удостоверение личности, покажите его Беспристрастному Свидетелю. Громко и четко назовите ваше имя, звание, организацию, в которой служите, и ваш табельный номер.

- Вы знаете, кто я. У меня ордер на ваш арест.

- А у меня есть право сделать вам пробор пистолетом, если вы откажетесь действовать по закону! Я не знаю, кто вы. Вы похожи на чучело, которое я видел по видеотелефону, но я не обязан вас узнавать. Вы должны назвать себя, по форме, указанной во Всемирном Кодексе, параграф 1602, часть II. И только тогда вы можете предъявить ордер. Это касается и остальных обезьян, в том числе и того питекантропа, который управляет колымагой.

- Это подчиненные мне полицейские.

- Я не знаю, кто они! Они могли купить костюмы у прогоревшего театра. Соблюдайте закон, сэр! Вы пришли в мой дом, утверждая, что вы полицейские и имеете право на вторжение. А я утверждаю, что вы - нарушители порядка, и вы должны доказать мне обратное. В противном случае я имею право применить силу, чтобы изгнать вас из моих владений, что я и сделаю через три секунды.

- Не советую.

- Да кто вы такой, чтобы советовать мне? Вы ущемляете мои человеческие права, вы осуществляете против меня агрессию, вы угрожаете мне оружием. Ведь ваши ослы забавляются именно огнестрельным оружием. Вы преступник, а я честный гражданин! Да я вашу шкуру у порога положу, буду об нее ноги вытирать! - Харшоу потряс в воздухе кулаком. - Вон из моих владений!

- Ладно, доктор. Пусть будет по-вашему. - Хейнрик побагровел, но голосом владел по-прежнему.

Он показал удостоверение личности сначала Харшоу, который мельком взглянул на документ, затем Энн. Потом назвал полное имя, звание, место работы, табельный номер. Затем приказал проделать то же самое всем солдатам и пилоту. По окончании церемонии Харшоу любезно обратился к капитану:

- Чем могу быть вам полезен, капитан?

- У меня в руках ордер на арест Джилберта Берквиста.

- Покажите его сначала мне, затем Свидетелю.

- Показываю. У меня имеется также аналогичный ордер на арест Джиллиан Бордмэн.

- Что?

- Джиллиан Бордмэн. Обвиняется в похищении граждан.

- Боже мой!

- Далее. На Гектора К. Джонсона, Валентайна Майкла Смита и на вас, Джабл Харшоу.

- На меня? Опять что-то не так с налогами?

- Нет. Вам инкриминируются соучастие, укрывательство и сопротивление властям.

- Полноте, капитан! Как только вы представились, - я само сотрудничество. И останусь таковым. Что не мешает мне возбудить против вас, вашего непосредственного начальника и правительства дело о незаконных действиях, имевших место до момента вашего представления. Если вы и дальше будете действовать незаконно, я и это учту. О, да у вас целый список! Теперь я понял, зачем вам вторая машина. Ба, тут что-то не так. Какая-то миссис Бордмэн обвиняется в похищении Смита, а здесь Смит обвиняется в побеге... Ничего не понимаю!

- Все верно. Он сбежал, а она его похитила.

- А-а-а... Должно быть, непросто сделать это одновременно. А за что он отбывал заключение? В ордере не указано.

- Откуда я знаю? Он сбежал, и все тут. Мне приказано его поймать.

- Господи! А я оказывается, помогаю всем скрываться. Занятно... Вам будет несладко, когда выяснится, что вы спутали грешное с праведным.

Хейнрик холодно улыбнулся.

- Если кому и будет несладко, так это вам.

- Я надеюсь, все выяснится очень скоро. - Джабл повысил голос и обернулся к дому. - Если нас слышал судья Холланд, процесс - для всех нас - не затянется. А если поблизости случайно находится корреспондент Ассошиэйтед Пресс, то мы тут же и узнаем, куда можно предъявить такой иск.

- Все крутите ваши скользкие делишки, Харшоу?

- Клевета, сударь. Я возьму на заметку.

- Хоть на две. Мы здесь одни, вы ничего не докажете.

- Ой ли?!

продолжение